Егор Поликарпов. Роман с логикой, или Урок профессора Шанина: специально для проекта «ZAUMNIK.RU — Древнегреческий язык и латынь: уроки репетитора»
Роман с логикой, или Урок профессора Шанина
Настоящий филолог мечтает быть математиком. И этому критерию я когда-то соответствовал, заинтересованно приглядываясь к пограничной области – к науке логики. В студенческие годы я почитывал учебники логики традиционной, позже пытался постичь математическую. А однажды на филологической конференции я прочитал доклад про действие законов Де Моргана в латинском синтаксисе (правда, несколько лет спустя узнал, что не я первый заметил этот интердисциплинарный курьез – западная лингвистика опередила меня). Недавно разбирал старые вещи – и наткнулся на стопку тетрадей, исписанных мною логическими упражнениями. Даже удивился себе – экое прилежание, и ведь никто – главное – не вынуждал! И вспомнились мне лекции по математической логике, которые я посетил в университете – уже не студентом, но молодым преподавателем – сотрудником кафедры классической филологии...
 |
Было это давно – двадцать лет назад. На филологическом факультете повешено объявление: «Философский факультет приглашает филологов прослушать спецкурс профессора Шанина – введение в математическую логику. Особое внимание будет уделено связям с языковедческой проблематикой». – Какое чудо! Как будто кто-то свыше читает мои желания! Ясное дело, я бросился на кафедру логики философского факультета и записался на спецкурс, хотя студентом уже не был (но вроде бы числился еще в аспирантуре, на что и сослался при записи).
Профессор Шанин был математик, известный математической общественности. Он был очень стар, за восемьдесят – родился в год наступления белой армии на Москву, но как будто бы бодр – как говорили, всю жизнь занимался спортом. Действительно, он бодро вышагивал по философскому коридору, с какой-то почтальонской сумочкой через плечо, – бодро, но как-то негибко. Эта старческая негибкость была не только физической. Чувствовалось, что первокурсники, которым он годился в прадеды (а прадеда редко застаешь, дожив до сознательного возраста), были не из его мира. Исторические эпохи трижды сменились, а он остался на месте – где-то там, на рубеже двадцатых-тридцатых, в своей юности. Это была инерция жизненного пути: по расписанию он входил в аудиторию и читал лекцию, но это только так вчуже казалось – мысленно же он заносил свою негибкую ногу в теплоходик Харона, уже причаливавший к Университетской набережной.
У него были наглядные материалы – плакаты с деревьями логического вывода, их он развешивал на обычных вешалках-плечиках, вроде бы на бельевых прищепках. Сейчас, на фоне расфуфыренных лазерных указок и интерактивных досок, это приспособление профессора былой эпохи, талантливого математика мне страшно по душе. Слушатели были из двух партий: с одной стороны, были обязанные по учебному плану посещать спецкурс студенты; с другой, были такие, как я, идейные, пришедшие по зову сердца. Студенты, посещать обязанные, интереса к лекциям не проявляли – некоторые читали постороннюю книгу, присутствуя только для отчетности. А вот идейные пытались наладить взаимодействие с лектором. Но им это не удалось. «В исихазме считается то-то и то-то, – задает вопрос один из них. – Соотносится это как-то с высказанным вами только что положением?» Профессор Шанин задумывается; похоже, слово «исихазм» ни с чем у него не ассоциируется; что-то буркает себе под нос – и продолжает чтение лекции. Доходит до конъюнкции, она бывает слабая и сильная, в естественном языке проявляется как союз «и», – тут решаюсь попытать счастья я сам: «А вот наш союз “и” бывает еще усилительной частицей, – говорю. – Например, во фразе “можно и в дождливый день поработать”. Усиливает, но вроде б ничего не соединяет. Как тут быть?» Профессор Шанин останавливается перед доской, опирается на аудиторный стол первого ряда. «Усиливает...» – задумчиво произносит он, раскачиваясь пару раз в стороны... «Ну, усиливайте», – категорично резюмирует свои раздумья – и продолжает читать лекцию дальше. Он был уже не здесь душою, лекционная рутина стала для него надоедливой декорацией, и я бросил посещать лекции профессора Шанина.
Прошло лет пятнадцать. Профессор Шанин умер, а я покинул университет. И однажды я повстречал шапочно знакомого со студенческих лет математика – Костю М-ова, сына известного лермонтоведа. Когда я был студентом, М-ов, уже зрелый тогда мужчина, посещал с нами занятия по Гомеру. А к Гомеру и древнегреческому языку он пришел через Евклида. Теперь М-ов был разбитым стариком, кряхтел и охал, высказывал завиральные паралингвистические идеи. Я, разумеется, не преминул возразить, – встреча однокашников едва не кончилась скандалом... И почему-то я упомянул в разговоре, что слушал Шанина. «А знаете ли вы, – сообщил мне М-ов, – что в свое время Шанин написал в высшую аттестационную комиссию заявление, в котором попросил лишить его звания кандидата наук на том основании, что он перестал понимать свою диссертацию?» Не знаю, миф ли это, или правда, а если правда, то насколько искаженная, но это мне страшно понравилось – не меньше, чем вешалка-плечики для наглядных материалов. Ученый не понимает больше своей диссертации и, значит, не хочет больше быть кандидатом наук: это же по крайней мере логично (хотя и не без энтимемы, – добавлю для продвинутых).
Преподанный вдогонку, с того света, урок логики меня обрадовал и радует до сих пор, – а еще я рад, что бывал на лекциях профессора Шанина: он был наш человек.
Τ Ε Λ Ο Σ
ДНЕВНИК ДЕКЛАССИРОВАННОГО КЛАССИКА
А ещё
© ЗАУМНИК.РУ, Егор Поликарпов, преподаватель древнегреческого языка и латыни: текст, оформление. Для заказа услуг репетитора по языкам античности или переводчика просьба писать сюда: zaumnik.ru@mail.ru, либо сюда: vk.com/repetitor_latyni, либо сюда: facebook.com/polycarpov.