Дневник деклассированного классика
16/03/2021

Егор Поликарпов. Мой дед Константин, финская белогвардейщина и неведомый фотограф: Опыт историософии всеединства: специально для проекта «ZAUMNIK.RU — Древнегреческий язык и латынь: уроки репетитора»

Мой дед Константин, финская белогвардейщина и неведомый фотограф

Опыт историософии всеединства

 

Но живущим в пространстве и времени невидимы они сами как многоединый Адам
Карсавин, Noctes Petropolitanae

Ночь первая. Мой дед и товарищ Калинин

Полгода тому назад приключилась со мною таинственная история. Как-то ночью надумалось мне, терзаемому бессонницей, глянуть в Интернете, не засветился ли где в информационных дебрях нашей эпохи мой дедушка Константин Яковлевич Балочкин (1911–1984). Авантюра была априори гиблая, потому как дедушка мой скончался за двадцать лет до торжества эры компьютерного дьявола. Как и предполагалось, ничего найдено не было, кроме – и это уже показалось мне удивительным! – одного-единственного упоминания. Где-то выплыл указ Президиума Верховного Совета СССР от апреля 1940 года о награждении орденами и медалями военнослужащих Красной Армии по итогам советско-финской войны – «за образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с финской белогвардейщиной». Среди награжденных медалью «За боевые заслуги» значился и воентехник 2-го ранга Константин Яковлевич Балочкин, мой дедушка. Выражение финская белогвардейщина мне приглянулось.

за борьбу с финской белогвардейщиной

«За образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с финской белогвардейщиной». Мой дед Константин Балочкин (отмечен желтой точкой) рядом с Михаилом Калининым. 1940 г.

Под впечатлением о своего рода встрече с давно умершим родственником я улегся спать, а поутру раздался телефонный звонок:

– Узнаёте, милостивый государь? – сказал когда-то слышанный, но прочно подзабытый голос.

– Сейчас вспомню... Андрей Лиуконен! – осенило меня через мгновение.

Это был мой школьный приятель, а по совместительству наш местный, коренной, ленинградский финн. Несколько лет просидели мы с ним за одной партой на уроках литературы. Звонил он мне всего-навсего в третий раз за тридцать лет, прошедших со школьного выпуска.

– Проезжаю мимо твоего дома, – сказал Лиуконен. – Могу зайти.

– Прости, Андрей, – сказал я. – Меня нет дома, я за тысячу километров оттуда – в Тульской области.

медаль за боевые заслуги

Вот она та самая медаль, врученная моему деду товарищем Калининым

Вычурное совпадение – накануне я читал о финской белогвардейщине, а поутру меня вдруг вспомнил финский приятель – показалось мне хоть и непонятным, но каким-то знамением. И вспомнилась мне старая фотография, унаследованная мною от дедушки. Групповой фотопортрет: вокруг «всесоюзного старосты», товарища Калинина, сидят военные – кто с орденом, кто с медалью; а рядом с Михал Иванычем (слева от него, справа от зрителя) – собственной персоной мой дедушка Константин Яковлевич Балочкин, с медалью. Вот всё и прояснилось: это было награждение отличившихся участников Зимней войны. Фотография имеет регистрационный номер (1285); видимо, по нему можно разведать о запечатленном событии подробнее.

Эту дедову медаль я откопал среди его наград. Медалей «За боевые заслуги» у него аж три – две времен Великой Отечественной (ясно по регистрационным номерам, уж больно большие числа), а одна – та самая, «за борьбу с финской белогвардейщиной», если судить по сравнительно небольшому номеру – 19341.

Ночь вторая. «Выйдите вон из церкви!»

Дед мой Константин умер прежде, чем я научился формулировать внятные историософские вопросы, однако он всё же успел осведомить меня, что в обязанности его на войне входила техническая подготовка самолетов к боевому вылету. В детстве он крестьянствовал в Вологодской губернии. Помню его сказ о том, как он при косьбе травы перерезал пополам змею – и одна из змеиных половин якобы погналась за ним, а он побежал от нее, забрался на дерево, а ополовиненная змея полезла за ним, но чуть-чуть не доползла и издохла на какой-то ветке.

константин балочкин рядом с калининым

Мой дед Константин Балочкин (отмечен желтой точкой) рядом с Михаилом Калининым

В юности дед учился на рабфаке Технологического института в Ленинграде, потом стал военным. Любил книги – даже на смертном одре читал Гашека и оставил мне в наследство академическое издание Достоевского и Советскую энциклопедию. Помню, пытался меня, дошкольника еще, просвещать – рассказывал про систему Коперника, изображая Землю и Солнце посредством бабушкиных швейных принадлежностей. Когда он наглядно представлял мне вращение Земли вокруг своей оси, вращая цилиндрическую игольницу, во мне пробудилась критическая мысль:

– Ты врёшь, – сказал я деду. – Если б такое было, мы бы не могли стоять, а постоянно валялись бы по полу.

Сейчас бы я не смог додуматься до такого эффектного аргумента. Поразительно то, что я воспроизвел антикоперникианский довод XVI–XVII веков, ни разу его не слыхав: интеллектуальный филогенез повторился в онтогенезе. Возразил ли мне дед что-нибудь, я не помню.

Дед мой был сознательный коммунист, верил в построение бесклассового общества и в прогресс науки. Вера его была деятельной. Он, например, собирался завещать свое тело для учебных целей, в помощь студентам-медикам, – хотел и в мертвом виде послужить обществу. И вроде бы ему отказали, сославшись на то, что уже давно перевыполнен план по таким завещанным науке телам, – столь велика была общественная сознательность советских граждан.

Подозреваю, что он был атеистом. Но 1940-м году у моего деда родился первенец, и в безбожном Ленинграде он ходил в церковь его крестить.

– Вы коммунист? – спросил дедушку священник, посмотрев на его военную форму.

– Да, коммунист, – ответил воентехник 2-го ранга Константин Балочкин.

– Тогда выйдите вон из церкви, – сказал священник.

Полвека спустя мама моя понимала эту историю в том духе, что священник, выставив моего деда из церкви, избавил его от возможных неприятностей на службе. Впрочем, это уже экзегеза.

Ночь третья. Физик-шизик

в первый класс

Иду в первый класс. За мной стоит дед, рядом с ним моя мама, его дочь

Мой дед успел проводить меня в первый класс. Вот торжественная линейка 1-го сентября 1982 года, дед стоит на фотографии позади меня, рядом с ним моя мама. Под плащом у него медали и наградные планки, – неужели он ради меня их надел! – я это только сейчас, сорок лет спустя, понял. Дело происходит у Троицкого собора, на 8-й Красноармейской улице, перед школой 272 – бывшим реальным училищем, в котором успел проучиться один год, прежде чем стать беспризорником, писатель Пантелеев – автор незабвенной Республики ШКИД.

Я держу букет белых роз, позади меня мама и дед, а за ними – чуть голова видна (я только сейчас разглядел это!) – стоит Александр Яковлев, «физик-шизик». Полтора года всего вел он у нас физику, но запомнился всем. Мне он ставил всегда тройку, а я его любил. Безответно – за лица необщее выраженье: он был мой человек. Девочек называл он «красны девицы», а мальчиков – «серые джентльмены». Если кто удачно отвечал, то он говорил так: «Молодец! Возьми с полочки пирожок», а после паузы добавлял: «Сдуй с него пыль и положи на место». Когда-то он блистал среди ленинградских учителей физики, и студентов педвуза водили на его уроки учиться мастерству. А теперь, на взгляд многих, он юродствовал: нос крючком, очки на носу, взъерошенный хохол на затылке, уши в растопырку – незатейливая рифма «физик-шизик» выведена каракулями на каждой парте. И однажды он проговорился... Но понял я это только недавно, десятилетия спустя. Кабинет физики был подготовлен к лабораторной работе: на каждой парте стоял физический прибор – какой не помню. Когда мы вошли и расселись, физик возгласил: «Что видите на партах, этого не трогайте – ни делом, ни словом, ни мыслью». Ни делом, ни словом, ни мыслью – да ведь это же парафраз из вечерних молитв! – Нетипичный для советского учителя был круг чтения у нашего физика.

Ночь четвертая. Мистический диктант

И вот он появился из небытия на фотографии: я с белыми розами, мама и дед позади меня, а между ними – он, его голова. Неспроста это всё. И есть у меня, как у филолога, историко-литературное подозрение, что стоит позади физика Яковлева еще некто – его нет на фото. Этот некто – Анатолий Ванеев, тогда заведующий кабинетом физики в институте усовершенствования учителей, а прежде лагерный спутник философа Карсавина, автор книги Два года в Абези. Доказать своей догадки ничем не могу; насколько близко общались Ванеев и Яковлев, не знаю. Но «ни делом, ни словом, ни мыслью» указывает в том направлении, и тогда на фотографии еще двое, незримо, – лагерник Ванеев, внук основателя «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», и за ним – философ Карсавин, чей богословский венок сонетов Ванеев заучил в лагере наизусть и тем спас от забвения.

спб, школа 272, 1992 год

Мой финский однопартник и я. Выпускной класс, 1992 год

А с Ванеевым я всё-таки познакомился – заочно. Когда я был студентом классического отделения, то было у нас две педпрактики: одна в вузе – по преподаванию древнегреческого и латыни, другая в школе – по преподаванию русского языка. Школьную практику проходил я в одной физико-математической гимназии на Васильевском острове и к обязанностям подошел творчески: когда надо было подготовить диктант, я решил, что текст должен быть разом и познавательным, и трогающим душу, и выбрал из читавшейся тогда мною книги Ванеева самый патетический фрагмент – когда в тело покойного Карсавина зашивают флакон с опознавательной запиской, чтобы в будущем можно было отыскать могилу. Диктант, надо сказать, особого успеха среди школьников не имел – меня чуть ли не освистали. Но зато после урока ко мне подошла постоянная учительница класса – Тетя Лошадь прозвали ее школьники почему-то – и сказала:

– Ну-ка, дайте мне взглянуть в эту книгу. Неужели ж это Анатолий Анатольевич написал? Да ведь он в нашей школе физику преподавал! Когда мы его хоронили, на гражданской панихиде был представитель от гороно. И, не подозревая об истинном образе мыслей покойного, он толкнул спич о «твердом марксисте-ленинце и последовательном атеисте»...

Так я встретился с Ванеевым – опять незримо.

***

И думаю теперь, что мистическая анфилада образов на фотографии такова: я – первоклассник с белыми розами; мама и дед; физик Яковлев; Ванеев со своей книгой и Карсавин со своими Noctes Petropolitanae. (Два последних ряда – литературоведческая догадка, разумеется.)

...Но кто же это нас фотографирует, разом улавливая и зримых и незримых? Кто этот неведомый светописец? – ... – Да неужто отец мой небесный...

...Но живущим в пространстве и времени невидимы они сами как многоединый Адам.

 

Τ Ε Λ Ο Σ

 


ДНЕВНИК ДЕКЛАССИРОВАННОГО КЛАССИКА

А ещё

 


© ЗАУМНИК.РУ, Егор Поликарпов, преподаватель древнегреческого языка и латыни: текст, оформление. Для заказа услуг репетитора по языкам античности или переводчика просьба писать сюда: zaumnik.ru@mail.ru, либо сюда: vk.com/repetitor_latyni, либо сюда: facebook.com/polycarpov.