|
Прежде: Глава 2. Литературное поприще в Древней Греции; отношение древних греков к литературе |
Далее: Древние классические языки в школе / Сергей Рачинский |
В. Ф. Корш. История греческой литературы.
В обработке Е. А. Поликарпова на основе издания 1881 г. (СПб., издание Карла Риккера):
специально для проекта «ZAUMNIK.RU — Уроки древнегреческого языка и латыни»
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Характерные периоды истории древнегреческой литературы
Древнегреческая литература — единственная из всех самостоятельных и богатых европейских литератур, история которой вполне закончена. Мы можем проследить ее стройное, последовательное развитие от первых зародышей до полного падения и смерти. Она пережила вместе с эллинскою национальностью все исторические возрасты. Древнегреческая литература в обширном смысле обнимает два с половиною тысячелетия, считая от Троянской войны в конце 12-го века по ту сторону христианской эры до взятия Константинополя турками в половине 15-го века по Р.X. Если сократить это время, начав его только с гомеровского эпоса в половине 10-го века до Р.X. и окончив Юстинианом в начале шестого века нашей эры, то и тогда древнегреческая литература представит не менее полутора тысячи лет в истории человеческого творчества и образованности.
Эти полторы тысячи лет распадаются на две крупные половины:
- на собственно классическое время литературы, в высшей степени творческое, от гомеровского эпоса до третьего века раньше христианской эры, и
- на время дальнейшей разработки заключавшихся в ней возможностей, ее оживания и отживания, от начала третьего века до шестого века после Р.X.
- эпический, продолжавшийся до первой олимпиады (776 г. до Р.Х.),
- лирический, от первой до семидесятой олимпиады, то есть до начала пятого столетия раньше нашей эры, и
- период драмы, исторической и научной прозы — от семидесятой до сто двенадцатой олимпиады, то есть до начала третьего столетия раньше нашей эры.
- александрийский — не столько период литературного творчества, сколько период собирания и ученой разработки огромной массы накопившегося литературного материала — и
- византийский — период умирания и смерти, с редкими и быстро преходящими симптомами искусственного оживания.
Догомеровское время; религия как основа древнейшей греческой поэзии
Древнейшим из сохранившихся памятников древнегреческой литературы признаются гомеровские поэмы. Но «Илиада» и «Одиссея» представляют уже не первые, несовершенные попытки национального поэтического гения греков, а скорее его высшее развитие в эпическом периоде литературы. Посмотрим же, какое прошлое подготовило гомеровский эпос и какой поэтический материал мог быть в виду у его автора или авторов, какая среда, какая школа могла воспитать их.
Поэзия народа всегда коренится прежде всего в его религиозных представлениях. Чем глубже мы проникаем в древность, тем более убеждаемся, что эти представления захватывают в свой круг всю жизнь народа, проникают все его поэтическое творчество. Древнейшие религиозные песни греков, выражавшие не только задушевные чувства народа, но и повествовавшие о деяниях и борьбе богов, послужили естественным первообразом для последующей эпической поэзии. Начатки древнейшей греческой поэзии нам теперь недоступны; но произведения Гомера и Гесиода дают приблизительное понятие о предшествовавшей им поэзии, как и вообще о древнейшем быте народа, который называл себя Σελλοί селлы, впоследствии Ἕλληνες эллины, а древние римляне называли греками (Graeci) по имени одного малоизвестного эллинского племени, жившего около Додонского святилища, — Γραικοί.
Плодоносная Фессалия, с ее величественной и живительной природой, была древнейшим приютом греческой национальности в Европе. Там высится Олимп, вершины которого покрыты снегом бо́льшую часть года. Между склонами Олимпа и Оссы лежит прелестная Темпийская долина; горные крутизны, замыкающие эту долину, могучий поток, питаемый светлыми горными ключами, свежая зелень лугов и густые, тенистые леса, глубокое безмолвие, оживляемое только голосами бесчисленных птиц, не могли не производить сильного действия на впечатлительные натуры. Фессалия лежит на той большой естественной дороге, по которой народы двигались с севера на юг. Здесь сталкивались разные отрасли греческой национальности, и страна не раз меняла свое население. Здесь развился тот героический дух, которым впоследствии еще долго отличалась Фессалия. Здесь сложились и окрепли религиозные понятия эллинов, и оттого Фессалия стала впоследствии главным средоточием суеверия и колдовства, которые всегда являются осадком вырождающихся и умирающих верований. Здесь, наконец, зародились, под влиянием слагавшейся религии, начатки древнегреческой поэзии и музыки.
Эллинская религия и мифология возникли, конечно, в доисторические времена, предшествовавшие вторжению греков в Элладу. Как и язык, так называемая естественная религия обыкновенно составляет древнейшее достояние умственной жизни народа. Научному исследованию и разумению явлений природы предшествует объяснение их вмешательством высших, невидимых сил и их разнообразное олицетворение. На Востоке божества остались олицетворениями туманных, смутных представлений о природе и ее законах, не получив художественной индивидуализации. Первоначально религия древних греков имела, без сомнения, тот же характер. Процесс развития их религиозных верований состоял в том, что неопределенные, смутные представления о божествах, олицетворявших сокровенные силы природы, все более и более прояснялись и получили, наконец, совершенно ясные очертания живых существ. В этом процессе сказались прежде всего высшие творческие способности, так резко отличавшие греков от восточных народов. В то время как на Востоке целая пропасть отделяет человека от боготворимых им сил природы, народная фантазия эллина создает божества в совершеннейших человеческих образах, придавая им только большее могущество и бессмертие. Боги прежних времен были подавляющие, величественные, чудовищные образы с мрачным характером; они первобытны и безответственны, как грубые силы природы; эллинские божества, напротив, самосознающие личности, руководимые в своих действиях человеческими побуждениями, близкие и доступные человеку.
Этот процесс религиозного развития греков завершился в то время, к которому относится древнейший памятник древнегреческой литературы — гомеровский эпос. Гомер и Гесиод представляют собою уже полное завершение этого процесса, и оттого у самих греков, для которых произведения Гомера и Гесиода были, как и для нас, древнейшими литературными памятниками, первоначальное значение древнейших мифов затерялось бесследно. Особенно темны и трудно объяснимы имена высших богов, естественно составлявших древнейшее зерно религиозного сознания греков, и только имена второстепенных божеств и духов большею частью легко объясняются прямо из греческого языка, будучи сравнительно позднего происхождения. Многочисленные прозвания богов, иногда употребляемые вместо их имен, должны быть тоже отнесены к глубокой древности, к той чисто религиозной поэзии, под влиянием которой слагались, задолго до Гомера, религиозные верования грека и которая была естественной родоначальницей греческого эпоса и греческой поэзии вообще. Прежде поэзии в литературном смысле, прежде науки, прежде всякого другого высшего интереса, религиозные стремления должны были нераздельно господствовать в народной жизни, и древнейшие представители религиозной поэзии скорее могут быть признаны творцами эллинской теологии, чем Гомер и Гесиод. Она была созданием древнейших жрецов и вообще представителей первоначальной, не дошедшей до нас, народной поэзии греков. В их изложении мифов антропоморфизм проводился всё последовательнее и последовательнее и древнейшее грубое обожание сил природы всё больше и больше смягчалось и изглаживалось, сменяясь новым религиозным миросозерцанием.
Эта перемена совершилась уже преимущественно в Греции, в новом отечестве эллинов, и именно те местности, которые должны быть признаны древнейшими обиталищами эллинского народа, не могли не оказать решительного влияния на образование общей всем грекам системы религиозных сказаний. Как скоро фессалийский Олимп является местопребыванием богов и главнейшим театром мифических событий, эта система должна была выработаться именно в Фессалии. Народное представление о высокой горе как о жилище богов, принадлежит, конечно, к числу древнейших; с трепетным ужасом взирали первобытные народы на высокие горы, вершины которых, достигая облаков, соприкасались с областью небожителей. Греки, очевидно, принесли с собою из своего прежнего отечества это представление, общее народам арийского племени. Но в Фессалии религиозные представления греков получили дальнейшее развитие, их боги перешли с неба на землю, на Олимп, в ближайшее соприкосновение с людьми. Здесь рассеялся окружавший их туман и прояснились их образы. Гомер и Гесиод только следовали идеям и преданиям, до них выработанным и господствовавшим.
В плодоносной Пиэрии, на границе Македонии и Фессалии, на северо-восточных склонах Олимпа, встречаем мы древние святилища Муз, как и в Беотии у горы Геликона. Музы (пиэриянки, от фракийского племени пиэриев), были генеалогически связаны с общей системой древнегреческих богов и считались обыкновенно дочерьми Зевса и Мнемозины (богини памяти), быть может потому что воспоминания далекого прошлого, дела богов и людей составляли содержание древнейшей поэзии. Но собственно эллинские Музы были нимфами источников, и везде, где находятся их святилища, непременно есть и источник. На обильном водой северо-восточном склоне Олимпа лежало древнейшее святилище этих богинь; у Геликона принадлежали им источники Аганиппский и Гиппокренский; в Дельфах прорицательница пила из священного источника, потому что прорицание и поэзия родственны между собою, предполагая особенное возбуждение духа, и считаются высоким, божественным даром. Светлый ключ, шумно бьющий из скалы или из-под земли, производил сильное впечатление на первобытного человека, давая ему не только отдых и освежение, но и повод к спокойному размышлению, к углублению в себя, к поэтическому созерцанию. Нимфа источника, влияющего таким образом на певца, стала богиней поэзии, и люди уверовали, что утоление жажды такою священной водой придает человеку сверхъестественное, поэтическое воодушевление.
Религиозные песни: ном, пеан, лин и другие; священный характер поэзии, музыки и пляски
Вытекая из религиозного чувства, охватывавшего всю умственную жизнь народа, поэзия и музыка были нераздельны в глубокой древности, и религиозная песнь в первобытной, простой, не литературной форме была первым проявлением народного творчества. Мольба и благодарность, обращенные к высшим силам в порыве религиозного чувства, естественно выливались в мерной речи. Эти религиозные песни были исходной точкой в истории всякой поэзии. Гомеровский эпос свидетельствует о существовании таких религиозных песен. У алтаря, при жертвоприношении, народ призывал божество и молил его благосклонно принять приносимую жертву. Мерно, торжественно исполнял эту песню жрец, в принятой всеми, так сказать узаконенной форме, сопровождая ее музыкой; отсюда название такой песни — νόμος номос: обычай, порядок, закон. Как музыкальное искусство поставлено религией под покровительство и защиту Аполлона, так и эта религиозная поэзия прежде всего посвящена служению Аполлону и тесно связана с его храмами, с его культом в Дельфах и на острове Делосе. Дельфы были главнейшим святилищем Аполлона для греков материка, преимущественно для дорийцев; Делос — для ионийцев, населявших острова и малоазийские колонии.
Формы религиозной песни не оставались неподвижными. Рядом с номами слагались
- лины,
- пеаны,
- свадебные (гименеи) и
- похоронные (трены, треносы) песни.
Хором пелись также в глубокой древности боевые песни при вступлении в битву. Эти песни имели также религиозное значение: не предпринимая ничего важного без предварительного испрошения помощи богов, греки перед битвой приносили им жертвы и пели боевую песнь, которая первоначально была не чем иным, как молитвой к Зевсу, решителю битв, Арею или какому-нибудь другому божеству. Нет сомнения, что в древности существовали и песни, исполнявшиеся в праздники хором, торжественно приближавшимся к святилищу божества. Певцы сопровождали пение звуками струнного инструмента. Последний был, конечно, очень прост; Гомер называет его: кифара и форминга (κιθάρα и φόρμιγξ); но то, что он говорит о форминге, показывает, что эти два инструмента различались между собою разве только по величине. Гомер даже смешивает их названия. Он говорит: кифарил на форминге. Для обоих инструментов употреблялась, в виде смычка, палочка из дерева или кости — плектр, πλῆκτρον. В гомеровском эпосе совсем не упоминается о лире. «Гимн к Гермесу», в котором в первый раз упоминается лира, гораздо позднее «Илиады» и «Одиссеи».
Лира была лишь усовершенствованной кифарой. Она имела сначала четыре струны; впоследствии Терпандр сделал лиру семиструнною. Пение сопровождалось иногда не только звуками кифары иди форминги, но и хоровою пляской. Гомеровский эпос свидетельствует о повсеместном распространении и разнообразных приемах пляски, которая, как музыка и поэзия, первоначально имела также религиозный характер и служила религиозным целям. В особенном почете в Фессалии и на Крите была пляска с оружием, как подражание настоящему бою. Гомеровский эпос не упоминает прямо о плясках этого рода; но он называет настоящий бой пляской в честь Арея и тем подтверждает глубокую древность этого обычая.
Метрические изречения оракулов и другие прорицания; героическая песня
К области религиозной поэзии, предшествовавшей эпосу, принадлежат также древнейшие изречения оракулов. В этих изречениях сохранились ценные, хотя и очень скудные, остатки древнейшей поэзии. Оракульские изречения, нам известные, большею частью поддельны; оракулы издавна давали повод к разнообразнейшим обманам для разных целей, в том числе и политических, для оправдания тех или других политических притязаний. Ни одно важное решение не принималось в древности без предварительного вопрошения оракулов, которые пользовались общим и величайшим авторитетом. Подлинные изречения оракулов также подвергались изменениям и дополнениям, для большего согласования пророчества с его исполнением в действительности. Религии представляют многочисленные примеры подобных частью невинных, частью обманных подделок. Важнейший из греческих оракулов — Дельфийский — в течение веков имел огромное влияние на греческую жизнь, даже за пределами Греции. Политическое значение его было так велико, что дельфийское жречество руководило одним из крупнейших дел греческой национальности — делом основания колоний. К Дельфийскому оракулу обращались не только государства и города, но и отдельные лица в трудных обстоятельствах жизни; он оказывал свое решительное влияние на общественные и частные дела. У народа, который не знал национально-политического объединения, этот связующий религиозный авторитет имел большое значение и, как всякая вырождающаяся религиозная корпорация, превратился затем в удобное политическое орудие в руках сначала Спарты, потом македонских царей. Первоначально, в древности, прорицание давалось посредством жребия; на кусках дерева или на листьях чертились знаки, и то, что вынимала Пифия, считалось ее ответом. Жрецы истолковывали вынутые знаки. Но этот первобытный способ вопрошения и прорицания не удержался и был заменен непосредственными изречениями экстатически воодушевленной Пифии, относившимися к одному только данному случаю и которые также истолковывались жрецами. Как велико было участие действительного вдохновенного экстаза в этих ответах Пифии — нет возможности определить в наше время, и несомненно, что соображения самих жрецов имели тут первенствующее значение. Пифия прорицала в метрической форме; ответы ее состояли всего из нескольких стихов, в которых в начале девятого века было допущено крупное нововведение: гекзаметр, выработанный первобытной религиозной поэзией, уже был, вероятно, в употреблении при прорицаниях оракула, но местное наречие только тогда было заменено ионийским. Под влиянием ионийского эпоса дельфийские жрецы поспешили усвоить оракулу новые формы поэзии, созданные в Ионии. Изречения Пифии и толкования жрецов тотчас записывались, и эти записи тщательно сохранялись теми, к кому относилось прорицание.
К числу представителей древнейшей нелитературной поэзии принадлежат, кроме оракулов, еще отдельные прорицатели и прорицательницы, пользовавшиеся большой популярностью в глубокой древности. Их искусство предсказывать будущее, толковать приметы, смысл оракульских изречений, нередко переходило по наследству от поколения к поколению в одном и том же роде. Впоследствии это занятие обратилось в ремесло; но в глубокой древности не могло быть недостатка в увлекающихся впечатлительных натурах, у которых религиозное чувство доходило до экстаза и которые в этом настроении считали себя призванными предсказывать будущее в мерной — метрически оформленной — речи. Эти предсказания ценились высоко, и впоследствии греки охотно собирали те из них, которые считались древнейшими.
Древние греки были предприимчивы и воинственны; славные подвиги предков и нравственные доблести, приближавшие их к богам, свято сохранялись в народной памяти и народном предании. Певцы, вдохновлявшиеся подвигами героев, были в большом почете у народа; быть прославленным в песне значило заслужить бессмертие. Рядом с религиозною песнью явилась песня героическая. В гомеровском эпосе встречаются указания на сюжеты песен, сложенных этими древнейшими певцами. По всей вероятности, сказание о походе Аргонавтов было до Гомера предметом героических песен. Дела Геракла, подвиги и страдания Мелеагра, битва лапифов с кентаврами — фессалийская былина, которая предполагается известною в «Илиаде» и «Одиссее», — без сомнения, уже были предметом поэтических повествований в древнейшие времена. Эти героические песни исполнялись не одними только певцами во время пира и празднеств: они жили и в устах народа. Не только Ахилл «Илиады» развлекается ими в долгие скучные часы ратной жизни, — их поют женщины, сидя за пряжей. Эти песни были не обширны, они легко удерживались в памяти и легко распространялись в народе.
Тесная связь древнегреческой художественной литературы с чисто народною; происхождение басни
Из этой древнейшей народной поэзии спасены лишь скудные остатки, по которым, однако же, можно судить об ее отношении к позднейшей литературе. Она была тем корнем, из которого, как ветвистое и густолиственное дерево, выросла древнегреческая литература. Из нее выработались потом и формы и содержание последней. Великая всемирная заслуга национального гения греков состоит в том, что они не остановились перед этой задачей, что у них достало творческих сил самостоятельно повести человечество дальше, отправляясь от тех слабых начатков поэзии и знания, какие были даны тогда восточной культурой.
Выросши из зародышей, которые глубоко лежали в народном характере, древнегреческая литература постоянно обновлялась, возвращаясь к своему источнику, пока он не был весь исчерпан и не иссяк совершенно. Оттого художественные произведения так быстро делалась в Древней Греции общим достоянием народа. Разумеется, рабство, эта коренная принадлежность греческой жизни, избавлявшая свободных людей от черной работы и позволявшая им уделять много времени на доблестные дела, на умственные занятия и интересы, играло тут большую роль. Народ состоял собственно из свободных, более или менее обеспеченных граждан, многочисленные рабы которых не входили в состав его. Но и в том виде, в каком понимали народ древние греки, народная поэзия продолжала жить у них рядом с литературной, отличаясь от нее большей свободой формы, с своим неистощимым запасом непосредственного чувства и здравого смысла, загадок, сказок и былин, изречений мудрости, из которых выросла дидактическая поэзия гесиодовой школы, пословиц в стихотворной форме, собиранием которых занимались впоследствии философы и грамматисты, и басен, в которых народ высказывал свои наблюдения над жизнью и людьми, выставляя их под именем животных.
В древнегреческой литературе такая басня в первый раз встречается только у Гесиода, потом у Архилоха; но корни ее лежат в глубокой древности, и сами греки относили ее происхождение к тому давно минувшему золотому веку, когда и животные стояли ближе к человеку и будто бы имели дар слова. Эзоп считался у них представителем басни в том только смысле, что он первый с особенным искусством и настойчивостью пользовался ею, говорил людям правду в этой форме. Большое значение его в Греции показывает, как близка была народу эта форма речи.
Теперь мы не можем составить полного представления о древнейшей народной поэзии греков: их религиозные и героические песни рано были вытеснены широко развившимся эпосом, которому послужили обильным материалом и подготовительной школой. Мы знаем только, что эти песни не могли быть обширны; эпические песни не обнимали целых былин, а повествовали каждая о каком-нибудь отдельном выдающемся событии. Многочисленные прилагательные (среди них — устойчивые эпитеты), которые придают повествованию блеск и краски у Гомера, Гесиода и их преемников и которые так благозвучны и образны, принадлежат большею частью древнейшей поэзии.
Древнейшие формы стиха и гекзаметр
О метрической форме этой поэзии также возможны теперь одни лишь догадки. Достоверно только то, что в древнейшей поэзии были в употреблении однородные стихи. С гомеровского эпоса в греческой поэзии исключительно господствует дактилический гекзаметр. Но гекзаметр — не простейшая, а производная форма стиха. Относительная краткость древнейших песен требовала и более короткого стиха. Первоначальным размером древнейшего стиха считают поэтому трехстопный дактиль, из которого впоследствии образовался гекзаметр присоединением трех стоп, которые придали форме поэтического повествования более достоинства и спокойствия. Другие, напротив, полагают, что употребительнейшей формой стиха в боевой и религиозной песне был трехстопный анапест, отличающийся от дактиля усиленным ритмом и, следовательно, большей степенью энергии, что эти песни естественно распадались на коротенькие строфы, большею частью из двух стихов каждая.
Во всяком случае гекзаметр был уже давно выработан, когда началось в Ионии быстрое развитие эпической поэзии. Греческое предание приписывало введение гекзаметра то Дельфийскому оракулу, то фракийским певцам. Размер этот действительно был употребителен в прорицаниях Дельфийского оракула.
Но кем бы ни была создана эта живучая форма стиха, господствовавшая в древнегреческой литературе в течение столетий до самых последних времен и сохранившая свое значение до наших дней, ее образование и перенесение с религиозных песен на светскую героическую поэзию были явлением большой важности в истории не одной только греческой поэзии. Пока древняя поэзия знала лишь короткие песни, посвященные каждая одному только событию из богатого запаса героических былин, до тех пор поэзия могла довольствоваться первобытною формой стиха; но когда явились мысль и потребность связать в одном поэтическом повествовании ряд легендарных событий, потребовались и новые формы поэтического творчества: художественная обработка гекзаметра была ответом на эту потребность.
Мифические поэты Древней Греции
Гомер не был однако же первым по времени греческим поэтом. Сами греки всегда признавали существование поэтов до Гомера, хотя гомеровский эпос и оставался для них древнейшим памятником национальной поэзии. Предание сохранило имена нескольких древнейших поэтов, разумеется, в виде чистейших мифов. Таков, например, Лин — олицетворение жалобной песни по умершим и столь же мало реальное лицо, как Гименей и другие дети Муз; но глубокая древность жалобной песни, тем не менее, несомненна.
|
Михаил Муравьев ОДА ЧЕТВЕРТАЯ Стихотворство нам открыло
Обуявши, подвизался
Ах! супруг, супруг несчастный,
Амфион ударил в лиру —
|
У семитических племен Азии существовали издревле жалобные песни по умершим, которые исполнялись со всеми знаками страстного горя. С культом Астарты-Афродиты жалобная песнь по Адонису, в лице которого ежегодно умирала вся природа, рано занесена была финикийцами в Грецию, и чем более этот культ терял в Греции свой иноземный характер, тем более затемнялся первоначальной смысл этой песни. Жалобная песнь в честь Адониса — лин, λίνος — превратилась в героя туземной мифологии, великого певца Лина, которого из зависти убил Аполлон и преждевременную смерть которого оплакивают Музы.
Жалобная песнь была, по-видимому, очень распространена в Древней Греции, но исполнение ее сопровождалось не заунывными звуками флейты, как в Азии, а игрой на эллинской кифаре. По Гесиоду, песнь о Лине исполнялась повсеместно на праздничных пирушках и при хоровых плясках; у Гомера ее поет мальчик при уборке винограда, чтобы смягчить трудную работу: первобытные народы любят заунывные песни.
Имя Лина, как и имена других мифических поэтов Греции, принадлежит священной поэзии, очевидно господствовавшей в глубокой древности. Предание большею частью признает этих поэтов фракийцами, принадлежащими, следовательно, к тому племени, с которым неразрывно связаны начатки музыкального искусства в Древней Греции. Произведения, которые им приписывались, конечно, не выдерживают исторической критики и написаны в позднейшее время; происхождение их различно, не всегда они были обязаны им только обману. В руках греков были древние стихотворения, дошедшие до них без имени авторов и которые без всяких дурных намерений могли быть приписываемы певцам глубокой древности, о которых ходили в народе смутные предания. Сюда относятся гимны и религиозные песни, которые приписывались Памфу или Олену; сюда же принадлежат гимны орфиков, сложенные будто бы основателем орфических мистерий. Но, как мы видели выше, не было недостатка и в умышленных подделках.
В народном веровании, которому чужда критика, Орфей и Мусей были старейшими певцами глубокой древности, предшественниками Гомера и Гесиода. Приписываемые им стихотворения далеко не были так распространены, как произведения Гомера и Гесиода; но именно это меньшее их распространение могло способствовать преувеличенным представлениям о высоком их поэтическом достоинстве, хотя подлинность их всегда возбуждала серьёзные сомнения между самими греками. Наибольшей славой пользовалось мифическое имя Орфея. Легенда приписывала Орфею, самое имя которого указывает на тьму Гадеса (ὄρφνη мрак), нисхождение в Аид за супругой своей Эвридикой и смерть от исступленных поклонниц Диониса, так называемых менад; но то же предание постоянно выставляет Орфее певцом. Волшебное действие его песен изображает Симонид, приписывающий ему, как и Пиндар, участие в походе Аргонавтов; сами подземные боги ощущают на себе чарующую силу его голоса, и даже соловьи лучше поют на могиле Орфея у Олимпа, чем где-либо в ином месте.
С орфическими мистериями, очевидно, были связаны религиозные песни, имевшие, по-видимому, страстный, восторженный характер. За глубокое содержание этих песен ручается необыкновенная живучесть орфического учения, которое неоднократно возрождалось в Древней Греции. Космогонические и религиозные предания, особенно учение о бессмертии души, составляли главное основание орфических тайн, к которому впоследствии примкнули другие элементы. С начала шестого столетия, когда сказывается в Греции сильное стремление к преобразованию и очищению религии и нравственности, орфическое учение всё более и более выступает из своего таинственного мрака. Так возникла богатая, все более разраставшаяся апокрифическая литература, вероятно основанная на каких-нибудь остатках древнейшей поэзии.
Впоследствии эта апокрифическая литература сильно расплодилась, но затем орфические мистерии, с которыми она всегда была тесно связана, совсем сошли со сцены, и только со второго века христианской эры, с появлением неоплатонизма, опять пробудился сильный интерес к орфическим мистериям, опять перестали довольствоваться прежней орфической поэзией, подвергли ее произвольным толкованиям и начали обогащать ее новыми произведениями. В высоком почете стояла она не только у неоплатоников, но и у первых борцов за христианство.
К преданию об Орфее как древнейшем певце примыкало другое — о Мусее, то есть воодушевленном Музами певце, которого легенда называет то фракийцем, то уроженцем Аттики. Мусей считался учеником Орфее, неизменно следовавшим завету учителя. Стихотворения, ему приписываемые, принадлежат исключительно Аттике и отчасти связаны с Элевсинскими таинствами, на которые влияло и орфическое учение. Подлинность этих стихотворений также оспаривалась еще в древности. От Мусея предание производило другого мифического поэта — Эвмолпа, считая его деятельным лицом в древнейшей истории Аттики. Некоторые признавали его не столько поэтом, сколько собирателем Мусеевых песен.
Но этими именами далеко не исчерпывается богатое собрание греческих мифов о древнейших поэтах. К числу последних принадлежат еще Хрисофемид Критский, Филаммон Дельфийский, Олен Ликиец, как его обыкновенно называли, песни которых исполнялись при богослужении в Дельфах и на Делосе, и афинянин Памф, которому приписывали древнейшие афинские гимны. Но если Олен и Памф существовали действительно, то принадлежность древних гимнов им во всяком случае нимало не достоверна: греки всегда приурочивали памятники древней поэзии, до них дошедшие, к каким-нибудь известным, хотя бы и мифическим, именам.
В числе певцов, слагавших гимны, народное предание упоминает еще и фракийца Фамирид, называя его сыном или учеником Филаммона и приписывая ему победу на поэтическом состязании в Дельфах. «Илиада» упоминает о нем, как о странствующем певце, лишенном Музами зрения и искусства за дерзновенное состязание с ними. В святилище Муз на Геликоне стояло его изображение1.
1 В начале XX века образом мифологического Фамирида вдохновились два русских литератора — Александр Кондратьев, написавший рассказ «Фамирид», и знаменитый поэт-символист Иннокентий Анненский, написавший стихотворную драму «Фамира-кифарэд»: последний был некогда гимназическим учителем древнегреческого языка у первого.
Древнейшее народное предание греков знало только духовных певцов и слагателей гимнов и совсем не упоминает о представителях героической песни до Гомера. Это молчание объясняется сравнительно поздним появлением эпоса, поэзии чисто мирской, подчинившей религиозную поэзию своему художественному влиянию. Своим ослепительным блеском эпос до того затмил первобытную простоту и строгую серьёзность религиозной поэзии, что она совсем сошла со сцены и затерялась безвозвратно. Остатки ее сохранились, конечно, в богослужении, но греки впоследствии мало интересовались этими почтенными памятниками седой древности.
Священная поэзия их погибла, уступая свое место восходящему солнцу эпоса. Но эпос не мог явиться вдруг в том совершенном художественном виде, в каком представляют его «Илиада» и «Одиссея». Такому обработанному эпосу должно было предшествовать долгое предварительное упражнение в том искусстве, которое нашло в нем свое высшее выражение. Позднейшие греки пытались восполнить этот пробел в истории своей национальной литературы; но их догадки были так произвольны, что не имеют ни малейшей цены в глазах исторической критики. Был даже составлен формальный хронологический перечень эпиков до Гомера, в числе которых был помещен и Фамирид с эпическим произведением в 3000 стихов. Чем меньше греки знали глубокую древность, тем легче и смелее разыгрывалась их фантазия на эту трудную историческую тему.
Несомненно одно: до Гомера, и, может быть, задолго до него, в Греции появились богатые начатки эпоса, что переход от простых народных и религиозных песен к художественному творчеству в крупных размерах совершился более или менее медленно и трудно. Эпосу, несомненно, предшествовало широкое развитие героической песни. Время и обстоятельства благоприятствовали такому переходу: героический дух с его эпическим мировоззрением, которым проникнут гомеровский эпос, еще не угас, но уже завершился вполне, уже начинал отходить в безвозвратное прошлое, в историю, уступая другим течениям жизни. После передвижения народов, последовавшего за Троянской войной, после грозных бурь, потрясших эллинский мир, наступили наконец затишье и ясная погода. Мало-помалу слагался новый общественный строй, человек чувствовал себя более огражденным и безопасным, он испытывал отрадное ощущение довольства, особенно в только что основанных колониях. В такое время сильный поэтический талант мог поставить себе задачей создание большого связного эпоса из коротких героических песен минувших, более тревожных дней. Ни в самом себе, ни в своей публике не нашел бы он раньше того поэтического спокойствия и той нравственной свободы, без которых немыслимо подобное творчество.
|
Прежде: Глава 2. Литературное поприще в Древней Греции; отношение древних греков к литературе |
Далее: Древние классические языки в школе / Сергей Рачинский |
 |
ИЗУЧЕНИЕ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА ОНЛАЙН
|
 |
© ЗАУМНИК.РУ, Егор Поликарпов, репетитор древнегреческого языка и преподаватель латыни: научная редактура, ученая корректура, переводы с древних языков, оформление. Для заказа услуг репетитора или переводчика просьба писать сюда: zaumnik.ru@mail.ru, либо сюда: vk.com/repetitor_latyni, либо сюда: facebook.com/polycarpov.