Начало: Софья Меликова-Толстая. Будущее время в греческом языке

Продолжение II: Меликова-Толстая. Будущее время...

Окончание: Меликова-Толстая. Будущее время...

С. В. Меликова-Толстая. Будущее время в греческом языке [продолжение I]
// Ученые записки ЛГУ. № 156. Вып. 15. Л., 1952.
Интернет-публикация на основе указанного издания:
специально для проекта «ZAUMNIK.RU — Древнегреческо-латинский репетитор»

ЗНАЧЕНИЕ СИГМАТИЧЕСКОЙ ОСНОВЫ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ

Целевое значение причастия будущего времени в древнегреческом языке

Исконное дезидеративное значение сигматической основы наиболее прочно сохранилось в причастии: вплоть до эллинистического времени, когда будущее вообще разрушается и причастие будущего выходит из употребления в живой речи, оно сохраняет то значение цели действия, какое оно так ясно выражает в гомеровском языке:

Илиада, I, 13 — Хрис пришел к кораблям ахейцев λυσόμενός τε θύγατρα φέρων τ’ ἀπερείσι’ ἄποινα — ‘чтобы [желая] освободить дочь и неся огромные дары’. (Ср. Илиада, I, 207; X, 32; Одиссея, XIV, 432; XXIII, 2 и др.).
Солон, фрагмент 2: ἴομεν εἰς Σαλαμῖνα μαχησόμενοι περὶ νήσου ἱμερτῆς — ‘пойдем к Саламину, чтобы сразиться за желанный остров’.

В большинстве случаев (около ¾), когда Гомер употребляет это причастие, оно зависит от глагола движения {verbum movendi}. Однако сохраняются следы и более свободного употребления этого причастия:

Илиада, 18, 309 — ‘Убил желающего [собирающегося] убить’, κτανέοντα;
Одиссея, II, 68 — ‘подобный человеку, все время желающему пустить стрелу’, ἀεὶ βαλέοντι.

Встречаются случаи зависимости от глаголов со значением ‘говорить’ {verba dicendi}: Илиада, XIX, 120; Гомеровский гимн Деметре, 53; Одиссея, XXIII, 264. Однако и позже преобладающим остается употребление причастия этого типа в сочетаниях с глаголами движения. При глаголах, являющихся как бы каузативными глаголами движения (вроде πέμπειν посылать) причастие, согласованное с объектом глагола, может выражать волю такого объекта; напр.,

Одиссея, VII, 323: Ῥαδάμανθυν ἦγον ἐποψόμενον Τιτυόν — ‘возили Радаманфа, желавшего видеть…’.
Ср. Одиссея, XI, 164—165 и
Геродот, 7, 134: οὕτω Σπαρτιῆται τούτους ὡς ἀποθανουμένους εἰς Μήδους ἀπέπεμψαν — ‘Поэтому спартанцы послали их в Персию, как готовых умереть’.

Чаще, однако же, в таких случаях причастие выражает не волю объекта, а то, что последний должен исполнить по воле субъекта главного глагола, то есть, иными словами, оно выражает долженствование:

Одиссея, I, 94 — πέμψω… νόστον πευσόμενον πατρὸς φίλου, ‘Я пошлю Телемаха, который должен будет расспросить [чтобы он расспросил] о возвращении своего отца’.
Ср. Илиада, VIII, 368, 398; XI, 185; Фукидид, I, 29, 1.

Лишь постепенно наряду с целевым значением появляется у этого причастия и значение временное. Но даже в койнэ, когда оно давно уже употребляется и во временном значении, накануне своего исчезновения из языка вместе с другими формами будущего, оно все еще продолжает употребляться и в своем старом значении, и не только в литературных текстах, но, что особенно показательно, и в документах и в частных письмах. Так,

в лаконской надписи 100—90 гг. до н. э. (Sammlung griechischer Dialektinschriften, 4566, 12): παρεπεδάμει ποθ’ ἁμὲ ἰατρεύσων — ‘он переселился к нам, чтобы быть врачом’.
Тебтунские папирусы, I, 24, 47 (117 г. до н. э.): ἀνέλυσαν ὡς ἐξορμήσοντες — ‘отчалили, желая отплыть’;
BGU, III, 778 (195 г. н. э.).

Будущее время древнегреческого глагола в значении повелительного наклонения: дезидеративное и волюнтативное употребление индикатива

Изъявительное наклонение не в такой мере, как причастие, сохранило дезидеративное значение. Однако и здесь это значение очень часто выступает совершенно отчетливо и у Гомера. Например, Илиада, VII, 286:

ἀρχέτω· αὐτὰρ ἐγὼ μάλα πείσομαι — ‘пусть он начнет, а я готов подчиниться’,

и в отражении разговорной речи в комедии. У Менандра в «Самиянке» (242—3) одно из действующих лиц говорит: «прогуляйся здесь немножко со мной», а собеседник отвечает: περιπατήσω. Этот ответ, выраженный будущим, приходится перевести не прогуляюсь, а хорошо, я согласен прогуляться. Ср. Аристофан, «Ахарняне», 408 слл.; Софокл, «Филоктет», 1001.

Такую же функцию может выполнять и латинское будущее: faciam хочу сделать. В старом латинском языке это – нормальное выражение воли; оборот volo facere хотя и возможен, но не вполне литературен: Цицерон, например, употребляет его только в письмах. Второе лицо также может иметь значение желания, воли, особенно в форме вопроса: Эсхил, «Семеро против Фив» (104—5, хор обращается к Аресу):

τί ῥέξεις; προδώσεις, παλαίχθων ῎Αρης, τὰν τεάν γᾶν; — ‘что ты хочешь сделать? Ты хочешь предать свою землю, древний Арес?’

Почти стереотипны вопросы:

τί λέξεις; — ‘что ты хочешь сказать?’ (Еврипид, «Медея», 1310; «Гекуба», 712) или
τί δράσεις; — ‘что ты хочешь сделать?’

Волюнтативное значение «будущего» получает порой настолько сильное выражение, что 2-е, а иногда и 3-е лицо его может приближаться к значению императива и даже заменять его или употребляться параллельно с ним. Это явление можно объяснить двояко:

либо еще до того, как сигматическая форма стала будущим временем, она в силу выражаемого ею значения воли получила во 2-м и в 3-м лице значение приказания или просьбы,
либо значение приказа возникло уже после того, как сигматическая форма стала будущим временем.

В пользу этого второго объяснения свидетельствует распространенность этой функции будущего в разных языках, независимо от его морфологической картины. Специально в древнегреческом языке о сравнительно позднем возникновении императивной функции сигматических форм говорит то, что в эпосе можно встретить только единичные примеры такого употребления. Илиада, X, 88: ночью в темноте Нестор встречает Агамемнона и не узнает его. Агамемнон на его вопрос отвечает:

γνώσεαι ᾿Ατρεΐδην ᾿Αγαμέμνονα — ‘признай Агамемнона’, буквально ‘ты признаешь Агамемнона’.

В гомеровском «Гимне к Деметре» (76) на просьбу Деметры сказать ей, что он знает об исчезновении ее дочери, Гелиос отвечает: εἰδήσεις. Здесь равнозначность будущего и императива особенно ясна. Гелиос одинаково может ответить: ‘ты [сейчас] это узнаешь’ и ‘узнай’. В 3-м лице (Одиссея, 19, 344):

οὐδὲ γυνὴ ποδὸς ἅψεται ἡμετέροιο — ‘женщина не коснется [пусть не касается] моей ноги’.

Это употребление, напротив, довольно обычно для языка законов. Так, в Гортинских законах (Крит, середина V в.) несколько раз

τὰν ἁπλόον τιμὰν καταστασεῖ — ‘уплатит цену в единичном размере’ или
ἑκατὸν στατήρανς καταστασεῖ — ‘уплатит сто статеров’.

В других аналогичных случаях там же (реже, однако) употребляется либо императив, либо инфинитив в императивном значении. Эдалийская таблица (Кипр, вероятно конец V в.; 1, 12 и 25):

τείσει Ὀνασίλοι — ‘уплатит Онасилу’.

Гераклийские таблицы (IV век; JG, XIV, 645, I, 109):

τὸ δὲ μίσθωμα διπλεῖ ἀποτείσει — ‘должен будет заплатить аренду вдвойне’.

Самые древние надписи этого употребления, по-видимому, не знают.

Латынь и древнегреческий
«...в латинском языке `noli` с инфинитивом означает запрет, тогда как `volo` является в позднем языке одним из способов описательно передать будущее: та форма запрета, которая в гомеровском языке лишь намечалась и на греческой почве не получила развития, на римской стала нормой».

В древнегреческом языке будущее и повелительное могут быть одинаково заменены описательной формой, образованной при помощи глагола (ἐ)θέλειν быть готовым на что-либо, хотеть. Илиада, I, 277:

μήτε σὺ Πηλείδη θελ' ἐριζέμεναι βασιλῆϊ — ‘и ты, Пелид, не спорь (дословно: не желай спорить)’

параллельно с императивом

μήτε σὺ τόνδ' ἀγαθός περ ἐὼν ἀποαίρεο κούρην — ‘не … отнимай’.

Илиада, II, 247:

ἴσχεο, μηδ' ἔθελ' οἶος ἐριζέμεναι βασιλεῦσιν — ‘сдержись, и не спорь один с царями’

(о перифрастической форме будущего в сочетании с глаголом θέλειν см. ниже, стр. 236 слл.). Так и в латинском языке noli с инфинитивом означает запрет, тогда как volo является в позднем языке одним из способов описательно передать будущее: та форма запрета, которая в гомеровском языке лишь намечалась и на греческой почве не получила развития, на римской стала нормой.

В будущем чувствуется уверенность, что приказание будет исполнено. В древнегреческом нет, однако, той резкости, какая свойственна этой функции будущего в новых языках. Калликл отвечает Сократу (Платон, «Горгий», 505 С):

αὐτὸς γνώσῃ — ‘ты сам это решишь’, в смысле ‘решай сам’,

это будущее звучит мягче, чем императив. Будущим с отрицанием может быть выражен запрет, причем форма отрицания колеблется. Гомер обыкновенно употребляет в этих случаях μή, то есть подчеркивает модальность (Илиада, XV, 115; XIV, 360; Одиссея, XVI, 254 и др.). Но долго употребляется и οὐ, то есть сохраняется внешняя форма индикативного предложения (Еврипид, «Медея», 1320; Ликург, «Против Леократа», 67; Евангелие от Матфея, 5, 21). Параллельно, однако, употребляется и μή (Лисий, 29, 13 и др.). Полная аналогия в латинском. Цицерон, Ad familiares, 5, 12, 10:

tu interea non cessabis et ea, quae habes instituta, perpolies.

Гораздо большую резкость приобретает приказание, сформулированное в виде вопроса: Аристофан, «Птицы», 1572:

ἕξεις ἀτρέμας; — ‘успокойся (= успокоишься ли ты?)’

особенно же в форме вопроса с отрицанием – Аристофан, «Ахарняне», 283:

οὐ βαλεῖς, οὐ βαλεῖς; — ‘ бросай, бросай (буквально: ты не бросишь?)’.

Это вообще наиболее распространенное употребление будущего в роли императива в доэллинистическую эпоху; оно распространено, например, и в латинском языке – Плавт, «Амфитрион», 518:

abin e conspectu meo? и др.

Для различия тона между императивом и такого рода вопросом характерны слова Агафона в «Пире» Платона (175 А):

οὐ σκέψῃ, παῖ, καὶ εἰσάξεις Σωκράτη; σὺ δ', ᾿Αριστόδημε, παρ' ᾿Ερυξίμαχον κατακλίνου — ‘посмотри, слуга, и приведи Сократа [в форме вопроса в будущем времени с отрицанием в обращении к рабу], а ты, Аристодем, возляг рядом с Эриксимахом [императив в обращении к гостю]’.

Очень широко используется будущее в качестве императива в койнэ. Значение его варьирует от самого решительного приказания до очень осторожно выраженной просьбы. Бытие, 17, 9:

σὺ δὲ τὴν διαθήκην μου διατηρήσεις — ‘а ты храни мою заповедь’ (говорит бог Аврааму).

Исход, 20, 3 слл.; так же формулированы заповеди, данные Моисею. В папирусных документах и в частных письмах это совершенно обычная, едва ли не преобладающая, форма распоряжения или просьбы¹. Например, такая мягкая просьба (Papyri, Grenfell, II, 14, 21):

διὸ ἀξιῶ, ἐάν σοι δόξῃ, συντάξεις — ‘поэтому я прошу тебя, если ты найдешь нужным, распорядись’.

В качестве отрицания продолжает употребляться οὐ. В новогреческом та форма, которая сменила сигматическое будущее время, θά (= θέλω ἳνα) с конъюнктивом, также употребляется в качестве императива

θά με περιμένῃς — ‘подожди меня’,

и в форме вопроса с отрицанием

δὲ θὰ σωπάσῃς; — ‘замолчи’.

¹ A. H. Salonius. Zur Sprache der griechischen Papyrusbriefe. Societas scientiarum Fennica. Commentationes humanarum litterarum, 2, 1927, стр. 29, 15.

Будущее время, семантически близкое к оптативу; futurum gnomicum

С большей определенностью вправе мы, по-видимому, сказать, что другие модальные оттенки, какие может иметь древнегреческая сигматическая глагольная форма, являются уже вторичными, вытекающими из ее значения как будущего. По своему значению будущее приближается к оптативу, получая нередко форму осторожного утверждения или предположения, и может относиться как таковое не только к предстоящему, но и к настоящему и даже к прошлому. Уже получив значение времени, сигматическая форма в этом своем употреблении снова как бы теряет его. Здесь аналогий с будущим других индоевропейских языков особенно много. Показательно, что эти разнообразнейшие оттенки будущего, от неуверенного предположения вплоть до твердого убеждения, характерны не для ранних этапов греческого языка. Правда, и у Гомера наравне с обычной у него формулой, построенной в конъюнктиве,

καί ποτέ τις εἴπῃσι — ‘и некогда кто-нибудь, пожалуй, скажет’

(глагол имеет здесь форму проспективного конъюнктива), встречается и другая, выраженная будущим временем:

ὧς ποτέ τις ἐρέει — ‘так кто-нибудь скажет’, ‘может сказать’, ‘вероятно, скажет’.

Но для поэтического языка эпоса такой способ выражения не характерен: он принадлежит разговорной речи. Это употребление будущего прививается, особенно в прозе, в разных видах профессиональной речи, и становится одним из употребительных выражений в языке научном: ἐρεῖς — ‘ты можешь сказать’, предвосхищение возражения. Аристототель, «Поэтика», 21, 1457–24:

ἐρεῖ τοίνυν τὴν ἑσπέραν γῆρας ἡμέρας — ‘[поэт] может назвать [дословно: назовет] вечер старостью дня’.

В медицинском папирусе, изданном Кальбфлейшем (Rostock, 1901, стр. 10, B 27), такое будущее, в форме причастия, вошло даже в состав genetivus absolutus:

ἴσως τινὸς ἐροῦντος — буквально ‘если кто-нибудь, пожалуй, скажет’.

В латинском языке в подобных выражениях определенно чувствуется разговорная речь – Плавт, «Псевдол», 677: profecto hoc sic erit — ‘это, конечно, так’. Такая же утрата будущим временного значения и замена его значением модальным, всего чаще значением возможности, иногда долженствования, наблюдается и в новых европейских языках.

Будущее время и желательное наклонение
«По своему значению будущее приближается к оптативу, получая нередко форму осторожного утверждения или предположения, и может относиться как таковое не только к предстоящему, но и к настоящему и даже к прошлому. Уже получив значение времени, сигматическая форма в этом своем употреблении снова как бы теряет его».

Наконец, будущим может быть выражено и то, что всегда бывает и относительно чего поэтому говорящий уверен, что оно так всегда и будет: это — так называемое futurum gnomicum, гномическое будущее, служащее для высказывания общих положений, в основе которых лежит и субъективная уверенность, и оттенок долженствования. Одиссея, XIV, 444:

θεὸς δὲ τὸ μὲν δώσει, τὸ δ' ἐάσει — ‘бог одно дает [дословно: даст], другого не дает [дословно: не даст]’.
Ср. Илиада, I, 80.

Солон, 1, 55:

τὰ δὲ μόρσιμα πάντως οὔτε τις οἰωνὸς ῥύσεται οὔθ' ἱερά — ‘но от смерти не избавит окончательно ни пророчество, ни жертвоприношения’.
Ср. Геродот, 5, 56; Аристотель, «Никомахова этика», IV, 6, 1123a, 24.

Сигматическая форма древнегреческого будущего в чисто временном значении

Наряду со всеми этими модальными значениями, уже в самом древнем доступном для нас греческом языке сигматическая форма очень часто употребляется и в чисто временном значении. Процесс превращения дезидератива во временную форму будущего совершился раньше той эпохи, от которой дошли до нас самые ранние памятники. В гомеровском языке обе функции уже существуют, в дальнейшем одна на наших глазах идет на убыль, другая развивается. Факт предстоящий, лежащий совершенно вне воли субъекта глагола, выражает, например, сигматическая форма в Илиаде (II, 328—329). Калхант толкует посланное Зевсом знамение: подобно тому, как змей пожрал восемь птенцов и их мать девятой, «так и мы столько же лет будем здесь воевать (πτολεμίξομεν) и на десятый возьмем город (αἱρήσομεν)». Иногда в одном и том же контексте личная форма глагола имеет временное значение будущего, а причастие – значение волюнтативное, так (Илиада, XVIII, 59=440) Фетида говорит об Ахилле: «я отправила его в Илион, чтобы он сражался (μαχησόμενον) с троянцами, и уже не встречу его (οὐχ ὑποδέξομαι) вернувшимся домой».

На довольно значительное число случаев, когда в гомеровском языке личные формы имеют уже явно временное значение, приходится только один случай временного, или приближающегося к временному, употребления причастия – Илиада, I, 70:

ὃς ᾔδη τά τ' ἐόντα τά τ' ἐσσόμενα πρό τ' ἐόντα — ‘который знал настоящее, будущее и прошлое’, ‘существующее сейчас, готовящееся стать существующим и существовавшее раньше’.

Временное значение ἐσσόμενα обусловлено здесь противопоставлением другим временным выражениям. Может быть, противопоставление сигматической дезидеративной формы формам с выраженным временным значением и явилось исходным пунктом приобретения и ею значения будущего времени¹.

¹ Мейе (Remarques sur le futur grec // Bulletin de la Société linguistique de Paris, 25, I, 1924, 99), ссылаясь на Геродота (VII, 159):
ἴσθι ἀρξόμενος — ‘знай, что ты будешь под властью’,
высказывает, напротив, предположение, что в подобного рода причастных оборотах и развилось будущее время. Мейе при этом основывается на том, что в ведийском языке, где будущее еще находится в процессе развития, причастные формы встречаются гораздо чаще, чем личные. Материал раннего греческого языка этой гипотезы Мене не подтверждает. Во втором приводимом им примере из Геродота (IX, 21) следует видеть модальность:
ἴστε ἡμέας ἐκλείψοντας — ‘знайте, что придется покинуть, что мы готовы будем покинуть, решимся покинуть’.
Я оставляю здесь в стороне будущее от перфектной основы, образование позднее, никогда большой роли в языке не игравшее.

Будущее время и категория глагольного вида в древнегреческом языке

Особое положение будущего среди других временных форм греческого глагола сказывается еще и в том, что тогда как остальные являются даже в большей мере выражением вида, чем времени, будущее стоит вне видовых различий: оно единственная вневидовая форма в греческом глаголе. Если в отдельных группах футуральных образований и можно в некоторых случаях усмотреть видовое значение, то обыкновенно оно как бы налагается на будущее время как нечто вторичное: будущее частично приспособляется здесь к общему характеру греческого глагола, всегда отчетливо различающего вид. Самым горячим сторонникам теории, утверждающей, что и будущее время в греческом языке дает различие вида, не удалось доказать этого для всего будущего в целом, защитники этой теории могли указать только спорадически появляющиеся оттенки¹.

¹ F. Dlass. Demosthenische Studien // Rheinisches Museum. Bd. 47, 1892, стр. 269 слл.

Сама сигматическая форма, ставшая потом будущим временем, возникла, по-видимому, в таких условиях, при которых она не могла и не должна была выражать вида: ее значение было иным, став же глагольным временем, она частично тоже усвоила видовую характеристику.

Различия вида в будущем естественно было искать там, где для будущего имеются двойные формы: φανεῖται и φανήσεται, ἕξω и σχήσω. Вторые формы, как связанные в своем образовании с аористом, могли бы быть выразителями совершенного вида, однако этого в действительности не оказывается. Пассивные формы на -ήσεται и -θήσεται — формы более поздние. До V века пассив будущего почти никогда не имеет формы, отличной от медиальной¹. Эти формы впервые и несмело появляются для нас у Эсхила, и притом без особого видового значения или лишь в единичных случаях со значением совершенного вида, но одновременно продолжает существовать и безразличная в видовом отношении форма φανεῖται. Когда же в IV веке φανήσεται получает преобладание, оно одновременно принимает и значение длительности, а затем мало-помалу становится единственной формой будущего от φαίνομαι. У Демосфена можно найти употребление обеих форм, что говорит в пользу их видового различия:

φανεῖται — ‘будет ясно’ (20, 37);
φανήσεται — ‘станет ясно’ (20, 30).
Ср. § 20, 128.

Но у того же Демосфена φανήσεται употребляется и для длительности, а φανεῖται для однократности. Отсутствие семантического различия между этими формами, очевидное и из их сопоставления, обнаруживается и их совместным употреблением, например у Платона («Государство», 376 C и «Критон», 54 A):

θρέψονται καὶ παιδευθήσονται — ‘они будут вскармливаться и воспитываться’².

Двойственность форм объясняется, таким образом, не видовым различием, а разными хронологическими слоями в истории их образования: futurum passivi появляется поздно, и в ближайшее время после своего появления в отдельных случаях используется для оттенения однократности, но затем становится единственной формой выражения пассивности в будущем, вытесняя из этой роли futurum medii. Пока борьба между этими двумя формами еще идет, выбор между ними обусловливается разными соображениями, в том числе и ритмическими: в длинных глаголах предпочитается medium, во избежание слишком тяжеловесных форм. В действительном залоге редко имеются одновременно формы, образованные от основы настоящего времени и от основы аориста, как ἕξω и σχήσω. Хотя в этом случае и заметно преобладание значения длительности в первой и мгновенности во второй, однако численно они слишком неравномерны (у аттических ораторов, например, ἕξω встречается 212 раз, а σχήσω – только 7 раз), и последняя большой роли в языке не играет. Нечто подобное представляет собою и попытка гомеровского языка создать рядом с будущим δώσω другое, подчеркнуто несовершенного вида διδώσω: Одиссея, XIII, 358. Ср. Одиссея , XXIV, 314. Но это образование не привилось в языке.

¹ У Гомера только Илиада, 10, 365; Одиссея, 3, 187 и 19, 325.

² Futurum medii в значении futurum passivi λέξομαι см.: Еврипид, «Алкестида», 322.

Отсутствие видового значения в сигматическом будущем хорошо объясняется историей его происхождения: когда эта форма, сравнительно поздно, вошла в спряжение как форма временная, категория вида в древнегреческом глаголе уже не развивалась, сменившись категорией времени. Это вовсе не значит, впрочем, будто греческий язык вообще не проявлял тенденции выразить длительность или мгновенность по отношению к будущему. К концу античности появляются перифразы ἔσομαι с причастием настоящего времени для длительного будущего и ἔσομαι с причастием аориста для будущего совершенного вида. Тенденция выразить вид в будущем продолжала жить и привела, наконец, в новогреческом к образованию двух будущих:

θὰ δίδω (conjunctivus praesentis) — ‘я буду давать’ и
θὰ δώσω (conjunctivus aoristi) — ‘я дам’.

Только здесь картина греческого глагола стала действительно полной: каждое из трех времен получило видовую дифференциацию. Но если в двух других случаях греческий язык от вида пришел к времени, то тут он, наоборот, для существующей уже временной формы создает ее видовые различия.

Начало: Софья Меликова-Толстая. Будущее время в греческом языке

Продолжение II: Меликова-Толстая. Будущее время...

Окончание: Меликова-Толстая. Будущее время...

ОНЛАЙН РЕПЕТИТОР ПО ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОМУ ЯЗЫКУ
Филологическая премудрость от создателя сайта zaumnik.ru
УРОКИ ЛАТИНСКОГО ЯЗЫКА ПО СКАЙПУ

© ЗАУМНИК.РУ, Егор Поликарпов, репетитор древнегреческого языка и латыни: научная редактура, ученая корректура, подзаголовки серым шрифтом, дополнения в фигурных скобках, оформление. По вопросам обучения древнегреческому и латинскому языку просьба писать сюда: zaumnik.ru@mail.ru, либо сюда: vk.com/repetitor_latyni, либо сюда: facebook.com/polycarpov.