Начало: Софья Меликова-Толстая. Будущее время в греческом языке

Продолжение I: Меликова-Толстая. Будущее время...

Окончание: Меликова-Толстая. Будущее время...

С. В. Меликова-Толстая. Будущее время в греческом языке [продолжение II]
// Ученые записки ЛГУ. № 156. Вып. 15. Л., 1952.
Интернет-публикация на основе указанного издания:
специально для проекта «ZAUMNIK.RU — Древнегреческо-латинский репетитор»

ПРОЧИЕ СПОСОБЫ ВЫРАЖЕНИЯ БУДУЩЕГО (ПОМИМО СИГМАТИЧЕСКОЙ ОСНОВЫ)

Употребление формы настоящего времени в смысле будущего в древнегреческом языке: praesens pro futuro

Если семантика сигматической основы будущего далеко не однозначна и отнюдь не сводится к временному значению, то, с другой стороны, и способы обозначения будущего в древнегреческом языке довольно разнообразны и частично, во всяком случае, ведут свое начало от того времени, когда греческий язык еще не обладал специальной глагольной формой, обозначавшей будущее, и когда сигматическая основа еще не стала временной категорией.

Несомненно очень древним и наиболее распространенным способом обозначения будущего является и в греческом языке, как и во многих других, обозначение его посредством настоящего.

Глаголы движения
«...как и вообще в разных языках, в употреблении настоящего в значении будущего преобладают глаголы движения».

В употреблении настоящего времени в смысле будущего приходится различать два типа:

настоящее время одних глаголов употребляется в значении будущего лишь в определенных, единичных случаях,
настоящее время других глаголов навсегда получает значение будущего.

В древнегреческом языке такими глаголами являются

εἶμι — ‘пойду’ и
νέομαι — ‘вернусь’.

Однако значение будущего времени имеет последовательно только 1-е лицо глагола ἰέναι, 3-е лицо очень часто употребляется Гомером и в значении настоящего времени (Илиада, II, 87; III, 61 и др.). Оба эти глагола — глаголы движения {verba movendi}; как и вообще в разных языках, в употреблении настоящего в значении будущего преобладают глаголы движения. В качестве примера других глаголов можно привести, например, Илиаду (XI, 365):

ἦ θήν σ' ἐξανύω γε καὶ ὕστερον ἀντιβολήσας — ‘все равно я убью тебя, встретившись с тобой в другой раз’.

Тот аффективный момент, который несомненно имеется в этом употреблении настоящего в значении будущего, когда ожидаемое представляется говорящему так живо, что он его формулирует как уже наступившее, в этом случае особенно очевидно. В латинском языке это употребление настоящего времени наблюдается в архаическом языке и в позднем, то есть является принадлежностью разговорной речи, где представляет собой остаток древности; литературный язык классической эпохи требует формы будущего¹.

¹ E. Löfstedt. Philologischer Kommentar zur Peregrinatio Aetheriae. Uppsala, 1911, стр. 212. H. Sjögren. Zum Gebrauch des Futurums im Altlateinischen. Uppsala, 1906, стр. 5.

В койнэ употребление настоящего в значении будущего очень расширяется¹, причем преобладающими типами остаются по-прежнему

глаголы движения и
1-е лицо.

Однако все же гораздо чаще, чем в более раннем языке, употребляются и другие глаголы и другие лица. Это стоит в связи, отчасти, с большей экспрессивностью языка эллинистической эпохи, а главное с тем, что сигматическое будущее начинает вообще постепенно сокращаться в своем употреблении. Морфологической категорией это настоящее в греческом языке, однако, не сделалось.

¹ A. H. Salonius. Zur Sprache der griechischen Papyrusbriefe, стр. 19.

В научной литературе уже давно делались неоднократные попытки найти объяснение употреблению настоящего в значении будущего¹. Большое место в этой литературе принадлежит объяснению, выводящему это явление из вида глагола, — объяснению, так или иначе приложимому, может быть, к славянским языкам, но мало применимому к греческому, для которого никак нельзя доказать, что в качестве будущего в нем функционируют только перфективные глаголы. По-видимому, если настоящее возобладало над другими способами выражения будущего и если, как таковое, оно прочно держится в разных языках, даже и в тех, которые имеют особую форму для будущего, то это может объясняться особым положением настоящего среди других временных форм, как формы не только приурочивающей действие к данному моменту, но и обозначающей действие само по себе, вне времени, и, следовательно, особенно пригодной для того, чтобы при наличии добавочных наречных уточнений, или и без них в соответствующем контексте, относить действие к будущему. Такое настоящее в дальнейшем может выполнять разные функции: например,

служить различению очень близкого будущего от более отдаленного,
подчеркивать одновременность или большую временную близость условия и следствия,
служить выражением видовых различий.

Однако в последнем случае в греческом языке оно служит как раз выражением длительности, а не перфективности (Илиада, I, 82; Фукидид, VI, 91, 3). Наконец, оно может изображать ожидаемое как уже совершившееся, то есть вносить в выражение элемент аффективности. Отсюда, например, настоящее вместо будущего в языке оракулов — Эсхил, «Агамемнон», 126:

χρόνῳ μὲν ἀγρεῖ Πριάμου πόλιν ἅδε κέλευθος — ‘со временем это войско возьмет [дословно: берет] город Приама’.
Ср. Геродот, VII, 140, 7; Аристофан, «Всадники», 176, и др.

Подобного рода аффективный момент, иногда очень явно, присутствует даже в тех языках, где употребление настоящего в смысле будущего является нормой, как, например, в немецком.

¹ Она сопоставлена у M. Sanchez-Barrada. Estudio comparativo del “praesens pro futuro” // Emerita, 2, 1934, стр. 212—232, 1935.

Употребление перфекта и аориста в смысле будущего времени в древнегреческом языке

Не только настоящее время может служить для обозначения того, что еще не наступило, а лишь должно наступить в будущем, но также и перфект и аорист. Правда, древнегреческий перфект только в позднее время становится одним из прошедших времен: в гомеровском языке он, означая состояние субъекта, имеет много точек соприкосновения с настоящим временем, да и позднее, как результативный перфект, изображающий состояние субъекта, достигнутое в результате лежащих в прошлом фактов, он все еще близок к настоящему¹.

¹ P. Chantraine. Histoire du parfait grec. Collection linguistique, 21, 1927.

Случаи употребления перфекта в функции будущего естественно значительно реже, чем такое же употребление настоящего времени, и аффективный характер речи проявляется здесь значительно ярче, чем при употреблении настоящего. Вместе с тем, такой перфект является будущим особого рода: передача будущего перфектом дает возможность выразить совершенный вид будущего. Обращает на себя внимание ограниченность того круга глаголов, которые оказываются пригодными для такого употребления перфекта. Это всё глаголы, которые придают выражению характер патетики, — Еврипид, «Киклоп», 587:

ἀπόλωλα, παῖδες· σχέτλια πείσομαι κακά — ‘я погибну [дословно: я погиб], дети, мне придется перенести ужасные страдания’.

Перфект стоит здесь рялом с будущим, подчеркивая близость и неизбежность гибели. В комедии и в прозе этот круг глаголов несколько расширяется.

Так же употребляется перфект в значении будущего и в латинском языке. И здесь это преимущественно тот же круг глаголов. Легче всего найти примеры такого употребления у Плавта, следовательно в разговорной речи, — «Пленники», 749:

peristis, nisi hunc iam abducitis — ‘вы погибнете [погибли], если вы его сейчас не уведете’ — угроза.

Употребление подлинно прошедшего времени (древнегреческий перфект ранних эпох не прошедшее время) для выражения будущего — явление вообще в языке довольно редкое. В греческом такую функцию выполняет аорист. Им подчеркивается уверенность в наступлении предстоящего факта, который представляется говорящему так живо, что он на него смотрит как на уже наступивший. С другой стороны, такой аорист, в отличие от других временных форм, могущих иметь значение будущего, позволяет выразить действие в его мгновенности. Геродот, 8, 102:

ἢν καταστρέψηται τά φησι θέλειν … σὸν τὸ ἔργον … γίνεται· οἱ γὰρ σοὶ δοῦλοι κατεργάσαντο — ‘если он сделает такие завоевания, какие хочет, то это будет [является] твоим делом, потому что исполнят [исполнили] его твои рабы’¹.

В одной фразе будущее выражено настоящим и аористом, с видовым различием. В большинстве случаев, где встречается такой аорист, он носит приблизительно тот же характер повышенной аффективности, как и в случае употребления перфекта; недаром опять преобладает и здесь все тот же глагол ἀπόλλυσθαι погибать. Но такое же употребление возможно и в официальном языке закона. Так, в Гераклейских таблицах (I, XIV, 645, 122 сл.): если они не сделают того-то и того-то, они «осуждены» — κατεδικασθεν. И койнэ, с ее большей экспрессивностью, такой способ выражении получает дальнейшее развитие. Довольно широкое распространение приобретает он в новогреческом разговорном языке. Официант в ресторане отвечает на зов: ἔφθασα — ‘иду’, то есть буквально «я пришел». ‘Не двигайся с места, так как я тебя изрублю [изрубил]’ — μὴν κουνηθῇς ἀπ' τὴ θέσι σου γιατί σ' ἐλιάνισα: антиципация действия в угрозе.

¹ Ясный пример аориста в значении будущего — Еврипид, «Алкестида», 386: ἀπωλόμην ἄρ', εἴ με δὴ λείψεις, γύναι — ‘я погиб, если ты, жена, меня оставишь’.

Глаголы, имеющие значение «идти», особенно легко предвосхищают будущее, изображая его как уже совершившееся (новогреческое φθάνω). Материал дают и очень многие новые языки, в частности романские:

румынское m'am dus — ‘я ушел [в смысле: я уйду]’;
испанское me fui — ‘я ушел [буквально: я был — и меня больше нет]’.

В следствии условного периода {в аподосисе}, относящегося к будущему (как и в обоих античных языках), можно встретить прошедшее в албанском языке: ‘если ты можешь меня спасти, ты меня спас [то есть: конечно, спасешь]’ — špetove¹. Без ограничения каком-нибудь синтаксической конструкцией или семантикой какой-либо группы глаголов, употребляется прошедшее в значении будущего в балтийских языках². Наконец, приводят в этой связи и китайский пример: «я отрубил эту ослиную голову» — в смысле угрозы. В грузинском языке аорист изъявительного наклонения выполняет и функции императива, то есть тоже относится к действию, которое лишь должно совершиться в будущем.

¹ M. Lambertz. Die hypothetische Periode im Albanischen // Indogermanische Forschungen. B. 34, 1914/15, стр. 101.

² J. Endzelin. Lettische Grammatik. Heidelberg, 1923. § 755 e.

Выражение будущего времени конъюнктивом в древнегреческом языке

Не менее распространенным способом выражения будущего, чем настоящее время, является сослагательное наклонение. Во многих языках оно выполняет функцию отсутствующей специальной формы будущего, например в грузинском языке; в латинском языке в качестве форм будущего III и IV спряжения использованы древние формы сослагательного наклонения, и есть случаи, когда относительно 1-го лица нельзя решить, следует ли его понимать как будущее или как конъюнктив.

Конъюнктив и оптатив
«Если сослагательное наклонение в конце концов заменило собою сигматическое будущее, став постепенно единственной формой, выражающей будущее, то желательное, вышедшее из употребления к концу античности наравне с сигматической формой будущего, могло играть роль только в ранние периоды истории языка».

В греческом языке на выражение будущего посредством конъюнктива, тоже, очевидно, надо смотреть как на способ более древний, чем выражение его посредством сигматической основы. Есть два глагола, у которых форма сослагательного наклонения утратила свое былое значение и превратилась в будущее:

ἔδομαι — ‘я буду есть’, древнее сослагательное с кратким гласным, и образованное, вероятно, по аналогии с ним
πίομαι — ‘я буду пить’.

В иных случаях одна и та же глагольная форма может употребляться то в значении сослагательного наклонения, то в значении будущего времени. Илиада, VI, 459:

καί ποτέ τις εἴπῃσι — ‘кто-нибудь некогда скажет’.

Илиада, I, 262: сослагательное в футуральном значении противопоставляется прошедшему:

οὐ γάρ πω τοίους ἴδον ἀνέρας οὐδὲ ἴδωμαι — ‘никогда я не видел таких мужей и не увижу’.

Илиада, IX, 61: сослагательное стоит параллельно с будущим:

ἐξείπω καὶ πάντα διίξομαι — ‘я выскажу и все изложу’.

Это употребление сослагательного наклонения приобретает очень широкие размеры в эллинистическом языке, где оно постепенно и вытесняет сигматическое будущее (см. ниже, стр. 237). Между гомеровским языком и койнэ наблюдается в этом отношении разрыв. На протяжении всего этого времени употребление в литературном языке сослагательного во временном значении очень ограничено. Надо думать, что если оно вдруг так развивается в койнэ, оно никогда и не умирало и только в литературном языке его применение сузилось.

Роль желательного наклонения среди способов выражения будущего никогда не была особенно велика: с ролью сослагательного она сравниться не может. Если сослагательное наклонение в конце концов заменило собою сигматическое будущее, став постепенно единственной формой, выражающей будущее, то желательное, вышедшее из употребления к концу античности наравне с сигматической формой будущего, могло играть роль только в ранние периоды истории языка.

Начало: Софья Меликова-Толстая. Будущее время в греческом языке

Продолжение I: Меликова-Толстая. Будущее время...

Окончание: Меликова-Толстая. Будущее время...

ОНЛАЙН РЕПЕТИТОР ПО ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОМУ ЯЗЫКУ
Филологическая премудрость от создателя сайта zaumnik.ru
УРОКИ ЛАТИНСКОГО ЯЗЫКА ПО СКАЙПУ

© ЗАУМНИК.РУ, Егор Поликарпов, репетитор древнегреческого языка и латыни: научная редактура, ученая корректура, подзаголовки серым шрифтом, дополнения в фигурных скобках, оформление. По вопросам обучения древнегреческому и латинскому языку просьба писать сюда: zaumnik.ru@mail.ru, либо сюда: vk.com/repetitor_latyni, либо сюда: facebook.com/polycarpov.