Павел Дмитриевич Первов. Очерки по методике преподавания латинского языка сравнительно с русским.
Интернет-публикация на основе издания 1913 г. (Москва, «Типография Русского Товарищества»):
специально для проекта «ZAUMNIK.RU — Репетитор по латинскому и древнегреческому языку»

Логический процесс при переводах с латинского языка на русский и обратно
IV.

Синтаксис как критерий для выбора морфологической формы при переводе с русского языка на латынь: сказуемое придаточного предложения

Какую же роль играют синтаксические правила в том сложном умственном процессе, который происходит при переводе с родного языка на латинский? Перевод, как мы сказали, заключается в постановке этимологических <морфологических> категорий; синтаксические же категории играют при этом только служебную роль, помогая и руководя нами при выборе этимологических <морфологических> категорий; другими словами, синтаксис дает критерий для выбора, этимология <морфология> дает самую форму. Самый умственный процесс отыскивание этимологической <морфологической> категории по данным синтаксиса, с помощью синтаксического критерия, происходит в следующем порядке.

Разыскивая в латинской этимологической <морфологической> системе категорию, соответственную русской форме узнал, мы остановились на четвертой ступени системы — на решении вопроса о наклонении. Критерий для решения этого вопроса мы должны найти в латинском синтаксисе. Для этого мы должны ввести подлежащее переводу придаточное предложение в синтаксическую систему. В данном случае мы уже заранее знаем, что имеем дело не с простым сказуемым главного предложения, а с придаточным предложением, так как при замене слова узнавши мы уже решили для себя этот вопрос. Но в других случаях бывает совершенно иное. Обыкновенно приходится прежде всего решить наиболее трудный во всей этой работе вопрос, именно: имеем ли мы дело с простым сказуемым или с придаточным предложением? Дело в том, что все формальные функции придаточного предложения сводятся к формальным функциям его глагольного сказуемого. Виды придаточного должны отличаться чем-нибудь друг от друга по форме; но ведь нельзя целое придаточное поставить в какой-нибудь форме; форму имеют только отдельные слова, и вот все формальные признаки придаточного предложения помещаются в двух этих частях:

в том слове, с которого начинается придаточное (союзе, местоимении, наречии), и
в его глагольном сказуемом.

Таким образом в системе синтаксиса появляются два совершенно различных вида глагольного сказуемого:

сказуемое главного предложения и
сказуемое придаточного.

Они играют совершенно различную роль в синтаксисе, особенно в латинском, и занимают различные места в системе. Умственный процесс, потребный для перевода их, тоже совершенно различен; он сравнительно прост в первом случае и очень сложен во втором случае. Таким образом, при встрече с глагольным сказуемым мы прежде всего должны решить, какое это сказуемое. От решения этого вопроса зависит весь дальнейший наш путь. От неправильного решения или игнорирования этого вопроса происходит большинство синтаксических ошибок в переводах с родного языка. Для решения этого вопроса приходится часто производить большую и сложную работу: приходится предварительно расчленять на части всякое многочленное сложное предложение, всякий период. В длинном периоде приходится предварительно найти главное предложение, отличить друг от друга все придаточные и установить для каждого из них синтаксическую зависимость; и только после этой работы мы можем узнать, имеем ли в данном случае простое сказуемое <сказуемое главного, управляющего предложения> или сказуемое придаточного предложения.

Перевод придаточного предложения на латынь

При переводе придаточного предложения нужно прежде всего ввести его в синтаксическую систему. Но в какую? Прежде, когда мы имели дело с этимологическими <морфологическими> категориями, мы сначала отыскивали для данного слова место в системе русской грамматики и потом по тем же ступеням переводили его в систему латинской грамматики, изменив корень. Теперь нам не придется ничего переносить из одной системы в другую. Синтаксические системы обоих языков, в противоположность этимологическим <морфологическим>, очень близки друг к другу; они отличаются внутренним единством, на первых и средних ступенях совершенно совпадают, образуя обширный отдел общей грамматики, и различаются только на самых низших ступенях. Вопросы общей грамматики решаются здесь, как и всегда, в сфере того языка, на котором мы мыслим, то есть в сфере родного языка. Таким образом, первые и средние ступени мы будем проходить по системе русского синтаксиса, пока не дойдем до той ступени, где системы расходятся. С этого пункта мы перенесемся в систему латинского языка. Не пройденные низшие ступени системы русского синтаксиса мы оставим совершенно без внимания: нам нет нужды разбираться в них.

Итак, предложение когда узнал мы проводим по системе русского синтаксиса до того пункта, где системы расходятся. Мы уже знаем, что слова когда узнал выражают категорию времени (первая ступень деления) и что они составляют придаточное предложение (вторая ступень деления). На третьей ступени здесь системы уже расходятся. Латинская грамматика различает:

собственно временные предложения,
временные с повторяющимися действиями (итеративные),
повествовательно-временные,
временные, означающие неожиданный поворот действия¹,

и так далее. Русские грамматики или вовсе прекращают деление на этой ступени или делят иначе (например, на предложения, означающие: а) современное действие, б) предшествующее действие и в) последующее). Таким образом, на третьей ступени системы мы переходим в специальную область латинского синтаксиса и находим, что подлежащее переводу предложение представляет как раз ту категорию, которая называется повествовательно-временным придаточным предложением (по принятой в грамматике терминологии, это предложение с cum historicum). Найденная нами синтаксическая категория есть синтаксическое понятие, заключающее в себе некоторые существенные признаки. Признаки эти следующие (берем только видовые признаки):

такое предложение употребляется в рассказе о минувших событиях,
заключает в себе указание на внутреннюю, причинную связь событий,
выражается с помощью сослагательного наклонения.

Этот последний признак, заключающий в себе указание на этимологическую категорию, и был целью наших поисков. К синтаксису при переводе мы обращаемся с целью найти там критерии для выбора этимологических <морфологических> категорий. Поэтому нам нужны из синтаксиса только те правила, в которых синтаксическому понятию приписывается какая-нибудь этимологическая <морфологическая> категория. В этих имению пунктах синтаксис соприкасается с этимологией <морфологией> и служит руководителем при выборе этимологических <морфологических> категорий.

¹ Не нужно забывать, что школьные грамматики вместо системы дают довольно причудливый конгломерат категорий; временные предложения в них приходится разыскивать в разных отделах.

Найдя критерий для выбора наклонения, мы делаем после этого дедуктивное умозаключение.

Повествовательно-временное предложение выражается с помощью сослагательного наклонение (бо́льшая посылка).

Когда узнал — есть повествовательно-временное предложение (меньшая посылка).

Следовательно, в переводимом предложении должно стоять сослагательное наклонение.

Большей посылкой является здесь найденное нами в синтаксической системе синтаксическое правило; оно и служит логическим основанием для решение этимологического <морфологического> вопроса о наклонении. Аналогичные умозаключения мы делали и при решении вопросов о чисто этимологических <морфологических> категориях, не требовавших синтаксической справки; но там большей посылкой было не синтаксическое правило, а этимологическое <морфологическое>.

Учение о последовательности времен; его применение переводчиком в случае наклонений сослагательного и изъявительного, а также инфинитива и причастия

Вслед за выбором наклонения нам предстоит выбрать время. Эта этимологическая <морфологическая> категория тоже требует синтаксической справки. Вопрос о времени придаточного предложения решается, как мы видели, в области специальной части латинского синтаксиса. Учение о последовательности времен, как это ни странно, в школьных латинских грамматиках является далеко не выдержанным. Все согласны относительно применения этого принципа к временам сослагательного наклонения; термином consecutio temporum грамматики прямо и называют последовательность времен сослагательного наклонения, не распространяя этого термина на отношение времен изъявительного наклонения. Времена изъявительного наклонения в придаточном предложении, по учению грамматик, ставятся то в зависимости от главного, то вне всякой зависимости; иначе сказать, они или подчиняются принципу последовательности или не подчиняются. Дать такую дилемму — это значит оставить ученика в полной неизвестности, как ему поступать. Не устанавливая никаких границ между той и другою практикою, грамматики в то же время не утверждают и того, что последовательность применяется ad libitum. При такой постановке дела переводчик должен бродить ощупью и не имеет возможности ни узнать, ни предупредить свою ошибку. Незаконченность и невыдержанность учения о последовательности времен обусловлена некоторою трудностью установить грани между принципами последовательности времен и категориею вида, присущей латинским прошедшим временам, а также трудностью разграничить придаточные предложения, составляющие часть суждения, от таких предложений, которые являются придаточными только по внешней форме, по тем словам, с которых начинаются, но не по своей логической роли, так как с развитием языка придаточные предложения — помимо своей коренной роли — начинают служить искусственным средством для достижения чисто стилистических целей. От различной постановки вопроса о последовательности времен меняется, очевидно, в соответственных отделах и синтаксическая система. При той постановке, которая принята в грамматиках, деление синтаксических категорий на основании принципа последовательности времен войдет в те многочисленные рубрики третьей ступени деления, которые характеризуются постановкой в придаточном сослагательного наклонения. Каждая синтаксическая категория, имеющая этот признак, будет подразделяться на несколько категорий четвертой степени деления, соответственных тем разрядам придаточных предложений, которые могут быть различены друг от друга по способу применения этого принципа последовательности времен. При обычном изложении по способу применения этого принципа различаются шесть синтаксических категорий, из которых каждая характеризуется особым временем. Раз принцип времен применяется не в одном каком-нибудь отделе системы, а в очень многочисленных её отделах, то пользование системой для решения вопроса о времени должно быть делом довольно затруднительным. Но в данном случае вопрос о времени решается гораздо проще; нам нет нужды проходить для решения его по ступеням синтаксической системы, потому что потребную для этого работу мы только что сделали в поисках за наклонением. Если последовательность времен применяется только при сослагательном наклонении, то, очевидно, нам нет нужды разыскивать время по всей синтаксической системе: найдя, что в таком-то предложении должно стоять сослагательное наклонение, мы для решение вопроса о времени, не возвращаясь на прежние ступени, спустимся лишь с той ступени, на которой нашли наклонение, еще на одну ступень ниже. Но как быть в тех случаях, когда сказуемое придаточного не должно стоять в сослагательном наклонении? Характер умственного процесса всецело зависит, конечно, от постановки самого вопроса о последовательности времен. Если последовательность времен не применима к изъявительному наклонению, то при изъявительном наклонении, очевидно, вовсе не нужно делать синтаксической справки; такое предложение нужно переводить в отношении его времени как главное. Если при изъявительном наклонении последовательность времен применяется ad libitum, то мы, значит, можем, как нам вздумается, или идти по намеченному нами пути (вступая, однако, в систему не с третьей ступени, а с высших) или вовсе не делать синтаксической справки и решать вопрос о времени всецело в области этимологических <морфологических> категорий, как он решается при переводе сказуемого главного предложения. Что касается неопределенного наклонения <инфинитива> и причастия, то грамматики, не употребляя термина последовательность времен, в действительности различие между типами неопределенного наклонения и причастия устанавливают именно на основании последовательности времен (действие, современное с действием главного предложение, действие предшествующее, и т. д.); таким образом, при встречах с неопределенным наклонением или причастием мы опять должны идти по тому же пути, по которому шли при встрече с сослагательным наклонением с тою разницею, что здесь на четвертой степени деления будет не шесть синтаксических категорий, а только три.

После решения вопросов о наклонении и времени для перевода слова узнал нам остается решить вопросы о лице и числе. Когда мы пройдем в этимологической <морфологической> системе и эти две последние ступени, мы найдем в системе латинского языка как раз ту самую этимологическую <морфологическую> категорию, которая нам нужна и которая будет точно соответствовать последней, низшей категории, найденной нами в системе русского языка при разборе слова узнал. В системе русского языка эту категорию мы назовем глаголом действительного залога, изъявительного наклонения, прошедшего времени, третьего лица, единственного числа. В латинской грамматической системе ей будет соответствовать категория: plusquamperfectum coniunctivi, действительного залога, третьего лица, единственного числа.

Категория спряжения и склонения в русской и латинской грамматиках

Но, окончив всю эту работу, мы все-таки не можем еще получить требуемую форму: мы не знаем еще одной категории. Мы оставили в стороне категорию спряжения, когда проходили по ступеням системы русской грамматики. Русский глагол тоже имеет соответственную категорию, тоже бывает того или иного спряжения; но это деление не имеет для нас никакого значения, потому что в этом пункте деления грамматики русская и латинская всегда расходятся. Мы могли бы категорию спряжения поставить в числе прочих, разыскивать ее в русской системе и потом переводить в латинскую; но эта работа была бы бесцельной, раз мы знаем, что между русской и латинской грамматикой тут никогда не может быть ничего общего. Ввиду этого категорию спряжения проще выделить из схемы и рассматривать после, особо от схемы. То же можно сказать и о категории склонения по отношению к склоняемым именам: при разборе нет никакой нужды касаться системы русских склонений. Факт, что категории русских склонений или спряжений никогда не сходятся с категориями латинских склонений и спряжений, объясняется тем обстоятельством, что тут мы имеем дело исключительно с формальными различиями, не имеющими под собою никакой логической основы. Различие, например, между первым и вторым склонением не заключает в себе решительно никакой логической разницы, и основание деления, то есть та или другая форма окончаний, не имеет в себе никакого логического элемента, в противоположность всем остальным делениям, составляющим грамматическую систему. Это — последнее, внелогическое деление, ведущее нас непосредственно к конечной цели всей нашей продолжительной и сложной работы, — к подысканию требуемого окончания в латинском слове. Эту последнюю, внелогическую категорию мы получаем уже не путем грамматического разбора, а прямо из словаря. Это одна из тех запасных категорий, которые мы нашли в словаре при подыскании латинского слова; на той стадии работы мы выписывали или запоминали эти категории про запас, не зная еще, какие из них нам пригодятся. В разбираемом нами случае категория спряжения заменяется категорией perfectum’а. Эта категории равносильны по своей роли. Для образования какой-нибудь формы, относящейся к категории настоящего времени, imperfectum’а или futurum primum, нам нужно было знать, к какому спряжению относится глагол; теперь нам не нужно этого знать: вместо этого мы должны знать, как у глагола образуется perfectum. В школьной практике мы привыкли различать четыре спряжение; но в действительности таких формальных категорий в языке гораздо больше; так, кроме обычных четырех спряжений, есть парадигма глагола eo и сложных с ним, парадигма глагола sum и другие; такой же парадигмой можно считать таблицу форм, производимых от perfectum, или форм, производимых от супина; это не подразделение категории спряжений (формы эти не различаются по спряжениям), а особая формальная категория, равнозначащая с теми категориями, которые в школьной практике называются спряжениями.

Прежде: Логический процесс при переводах с латинского языка на русский и обратно, III

Первое склонение латинской грамматики

Далее: Логический процесс при переводах с латинского языка на русский и обратно, V

ИЗУЧЕНИЕ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА ОНЛАЙН
Филологическая премудрость от создателя сайта zaumnik.ru
УРОКИ ЛАТЫНИ ПО СКАЙПУ

© ЗАУМНИК.РУ, Егор Поликарпов, репетитор по латинскому и древнегреческому языку: научная редактура, ученая корректура, подзаголовки серым шрифтом, переводы с древних языков, оформление. По вопросам сотрудничества просьба писать сюда: zaumnik.ru@mail.ru, либо сюда: vk.com/repetitor_latyni, либо сюда: facebook.com/polycarpov.