Начало: Павел Первов, Синтаксическая роль союза ut в латинском языке...

Продолжение: Павел Первов, Синтаксическая роль союза ut в латинском языке...

А ещё: Consecutio temporum в латинском языке сравнительно с русским языком

---

Павел ПЕРВОВ

Синтаксическая роль союза ut в латинском языке и генезис придаточного предложения [окончание]

Конструкции латинского языка при выражениях понятия страха — verba timendi

После правил об ut finale и ut consecutivum грамматики обыкновенно говорят об ut при verba timendi. Они не называют этого ut никаким специальным термином, потому что не знают, куда в сущности отнести это ut. Хуже всего поступают те грамматики, которые прямо относят его к разновидности ut finale, так как предложений цели вовсе не может быть при глаголах «бояться», «опасаться» и других; понятие о страхе логически несовместимо с понятием о намерении; никто не боится — нарочно, с такою-то целью.

Прежде чем говорить о роли ut при verba timendi, отметим, что так называеный союз ne не есть в сущности союз, параллельный союзу ut. Лишь при механическом сравнении латинской фразы с русской, при сравнении, основанном на простом счете слов, можно сказать, что ne означает «что». В действительности же между словом ne и союзом «что» нет ничего общего. Ne и здесь, как везде, есть в сущности отрицание, и больше ничего. Когда ne переводится словами чтобы не, то латинскому отрицанию ne соответствует русское отрицание не, а для чтобы нет соответственного слова в латинской фразе. Грамматики дают правило, что «вместо ne ставится после глаголов, требующих ut finale, для большей выразительности, ut ne» (Эллендт-Зейферт). Но откуда же следует, что ut ne выразительнее простого ne? Наоборот, ut здесь не есть позднейшее и почти излишнее добавление; ut ne есть первичная форма для предложений, выражающих отрицательную цель. Не ut ne образовалось, путем наращения, из ne, а наоборот — ne образовалось, путем опущения, из ut ne. Где придаточное начинается с ne, там мы имеем в сущности бессоюзное сочетание, и только для практических целей ne можно считать союзом.

Основное значение ut при verba timendi, как и во всех других случаях, есть как. Это значение удерживается и в русском языке. Timeo, ne veniat значит «я боюсь, как бы не пришел он». Правда, фразу timeo, ne veniat нельзя перевести с помощью слова как, но в русском языке глаголы, выражающие опасение, рассматриваются с различных точек зрения, имеют при себе много конструкций, и притом таких, которые не соответствуют латинской. Фразу timeo, ne ei occurram можно перевести следующими способами:

1. Боюсь, как бы не встретиться с ним.
2. Боюсь, чтобы не встретиться с ним.
3. Боюсь, что встречусь с ним.
4. Боюсь, не встретиться бы с ним.
5. Боюсь, не встречусь ли с ним.
6. Боюсь встретиться с ним.
7. Боюсь встречи с ним.

Психическое явление страха есть явление сложное. Язык не может сразу обнять все элементы этого сложного явления: он выбирает то один, то другой из них, и от различия в выборе получаются различные способы выражения. В явлении страха есть и ощущение, и чувствование, и желание, а иногда и деятельность. Положим, страх для нас есть нежелание, то есть, главным образом, проявление воли. С этой точки зрения глагол боюсь легко должен заменяться глаголом не желаю. И действительно, при 6-м способе выражения, после замены, мы получаем вполне правильный оборот: я не желаю встретиться с ним. Но попробуем сделать такую замену при 1-м, 2-м, 3-м, 4-м или 5-м способе, и у нас получатся невозможные фразы. Наоборот, при 2-м способе пригодно выражение желаю. Таким образом оказывается, что боюсь то равняется глаголу не желаю, то равняется глаголу желаю. Можно было бы подумать, что в одном и том же глаголе совмещаются два противоречивых понятия. В действительности все это произошло оттого, что явление страха рассматривается в том и другом случае не с одной и той же стороны.

Все перечисленные нами способы сводятся к следующим основным типам:
a) как бы не (1);

  чтобы не (2);

  — бы не (4);

b) что (3);

c) не ли (5);

d) неопределенное наклонение или отглагольное существительное (6) и (7).

У каждого из этих типов особая точка зрения на психологическое явление страха. Последняя из трех комбинаций первого типа характеризуется отсутствием союза, хотя здесь сохраняются остальные элементы двух первых комбинаций; признак условного или возможного — частица бы, неопределенное наклонение и отрицание. В этом отсутствии сравнительного союза можно видеть полную аналогию употребления ne без ut, когда это ne принимается грамматиками за союз — «чтобы не». Две первые комбинации тожественны по происхождению, так как роли союзов что и как одинаковы (что, например, бывает в сравнительных предложениях образа действия вместо обычного как, а как ставится в дополнительном предложении вместо обычного что). Явление страха в первом типе рассматривается не как простое чувство, но как деятельность, как принятие мер предосторожности. Боюсь, как бы не встретиться значит: «хлопочу, принимаю меры предосторожности, как бы не встретиться». Если я не боюсь, то не принимаю мер предосторожности, не проявляю никакой деятельности: во мне есть чувство смелости, и только. При таком положении дела не может быть обозначаем и способ действия, так как и самого действия нет; и действительно, выражение не боюсь уже не может соединяться с комбинациями первого типа. Далее, если я желаю встречи, если встреча для меня не есть опасность, то, конечно, такой случай тоже не подходит к первому типу, потому что понятие о принятии мер предосторожности не совместимо с понятием о желаемом; и в самом деле, для перевода фразы timeo, ut occurram комбинации первого типа опять не годятся.

При втором типе мы встречаем уже нечто иное. Придаточное указывает на будущее время и относится к предложениям дополнительным. Мы уже видели, что дополнительные предложения суть выражение тех фактов, которые произвели впечатление на наше сознание, и что самое сопоставление главного с придаточным выражает это совпадение внешнего факта с впечатлением, полученным в сознании. Таким образом, глагол «боюсь» тут играет такую же роль, как глаголы: «думаю», «полагаю», «замечаю» и другие, вообще как глаголы, выражающие мыслительную деятельность нашего сознания. Значит, из всех сторон сложного явления страха во втором типе берется та сторона, которая выражается в мысли, сопровождающей чувство. «Боюсь, что встречусь» или «что не встречусь» — значит: «думаю» о предстоящей встрече, думаю, что она то возможна и будет, то невозможна и не будет. Постановка отрицания в главном и придаточном дает четыре логически возможных случая. В латинском языке эти четыре случая можно выразить следующими четырьмя фразами:

1. Timeo, ne occurram.
2. Non timeo, ne occurram.
3. Timeo, ut occurram.
4. Non timeo, ne non occurram.

В русском языке по второму типу выражаются только три первых случая, а четвертый случай обыкновенно не выражается по второму типу. Возможно сказать:

1. Боюсь, что встречусь.
2. Не боюсь, что встречусь.
3. Боюсь, что не встречусь.

Но не говорят: «не боюсь, что не встречусь»; для понимания такой фразы требовалось бы некоторое умственное напряжение; поэтому для выражения этой мысли прибегают к другим, более простым оборотам. Язык предпочитает такие способы выражения, при которых мысль сразу понятна, без всякого напряжения внимания. Если бы фразу:

• Non vereor, ne hoc officium meum iudici non probem (Cicero, In C. Verrem, 4)

мы перевели: «Я не боюсь, что судья не будет доволен моим усердием», то для понимания такого оборота нужна известная доля напряжения мысли; выражение упрощается, когда мы два отрицания заменяем положительным оборотом и говорим, например, так: «я убежден, что судья будет доволен моим усердием» («я уверен», «несомненно», «конечно» и т. п.).

Третий тип представляет собою косвенный вопрос: глагол «боюсь» приравнен к глаголам, которые соединяются с вопросительными предложениями. Таким образом, из всех элементов страха здесь берется недоумение, сомнение, нерешительность сознания; предмет сомнения является в виде вопроса, обращенного лицом говорящим к самому себе. Вопросительная частица не ли предполагает или прямо утвердительный ответ (не ли = nonne) или бо́льшую склонность спрашивающего к утверждению, чем к отрицанию. Таким образом, вопрос «не встречусь ли я?» предполагает утвердительный ответ и указывает, значит, на опасность, которой я подвергаюсь и боюсь. Но фразу timeo, ut occurram уже нельзя перевести по этому третьему типу; здесь пришлось бы найти такую вопросительную частицу, которая предполагала бы отрицательный ответ, а простое «ли» не заключает в себе, в противоположность «не ли», указания на отрицание: частица «ли» не предполагала бы никакого определенного ответа. Таким образом, перевод «боюсь, встречусь ли» не может быть допущен. Правда, в обыденной речи мы слышим иной раз такие фразы, как: «боюсь, застану ли его», «боюсь, пустят ли меня»; по эти обороты неуклюжи и неправильны; в таких случаях слово «боюсь» мы прямо заменили бы глаголом «не знаю». Точно так же невозможны комбинации: «не боюсь, не встречусь ли» или «не боюсь, встречусь ли». И в самом деле, если глагол «боюсь» соединен с отрицанием, то есть если известное лицо не боится, то в нем нет и никакого сомнения, его сознание не испытывает и нерешительности. А если нет сомнения и нерешительности, то не может стоять и вопросительное предложение.

Остается четвертый тип, при котором бывают две комбинации — неопределенное наклонение и отглагольное существительное. Это те самые комбинации, которые указаны нами выше, при обозрении так называемых verba studii и voluntatis. Таким образом, явление страха в этом типе рассматривается как явление, относящееся к сфере воли: «бояться» значит «не желать». Логически этот тип возможен для всех четырех указанных выше случаев. Можно сказать:

1. Боюсь встретиться. — Timeo, ne occurram.
2. Не боюсь встретиться. — Non timeo, ne occurram.
3. Боюсь не встретиться. — Timeo, ut occurram.
4. Не боюсь не встретиться. — Non timeo, ne non occurram.

Четвертое сочетание, неудобное в стилистическом отношении, редко употребляется; стечение отрицаний затемняет мысль, поэтому язык предпочитает положительные обороты (non timeo, ne non occurram — «надеюсь встретиться»). Если отглагольное существительное может соединяться с отрицанием, то оно может употребляться, подобно неопределенному, для всех четырех случаев. Можно сказать:

1. Боюсь успеха.
2. Не боюсь успеха.
3. Боюсь неуспеха.
4. Не боюсь неуспеха.

Сделаем теперь свод всех комбинаций, возможных для четырех случаев выражения страха, причем недостающие комбинации отметим чертою.

№	I. Timeo, ne occurram	II. Non timeo, ne occurram	III. Timeo, ut occurram	IV. Non timeo, ne non occurram
1	Боюсь, как бы не встретиться	—	—	—
2	Боюсь, чтобы не встретиться	—	—	—
3	Боюсь, не встретиться бы	—	—	—
4	Боюсь, что встречусь	Не боюсь, что встречусь	Боюсь, что не встречусь	—
5	Боюсь, не встречусь ли	—	—	—
6	Боюсь встретиться	Не боюсь встретиться	Боюсь не встретиться	—
7	Боюсь встречи	Не боюсь встречи	—	—

Таким образом, для первого случая возможны все семь комбинаций; для второго случая возможны только три комбинации второго и четвертого типа; для третьего или те же три, например:

1. «боюсь, что не успею»;
2. «боюсь не успеть»;
3. «боюсь неуспеха»,

или только две; наконец, для четвертого случая нет ни одной комбинации, так как некоторые комбинации логически не мыслимы (именно 1, 2, 3 и 5), а некоторые нетерпимы с стилистической стороны (4 и 6). Для четвертого случая приходится довольствоваться только аналогичными по смыслу выражениями («я убежден», «я уверен» и др.), и только при наличности отрицательного отглагольного существительного возможна одна из комбинаций, именно 7, например «я не боюсь неуспеха». Кроме того, нужно заметить, что при различных подлежащих в главном и придаточном 7-й комбинации вообще не бывает, подобно тому, как и при глаголах, означающих проявление воли, неопределенное наклонение ставится только тогда, когда действие и воля принадлежат одному и тому же лицу.

Теперь спрашивается, по какому же типу построены латинские фразы. Если бы они относились к одному из трех последних типов, то мы имели бы в придаточном accusativus cum infinitivo, косвенный вопрос или неопределенное наклонение. Остался первый тип. Но и первому типу латинские фразы не соответствуют: первый тип логически применим только к первому случаю, а латинские фразы обнимают все четыре случая. Если страх рассматривать как принятие мер предосторожности, то нельзя объяснить, например, такую фразу: timeo, ut occurram, так как в ней нет речи о предосторожности: встречи я не только не остерегаюсь, но даже желаю. Для объяснения латинских оборотов мы должны расширить значение, принятое для первого типа: в латинском языке verba timendi рассматриваются с точки зрения принятия не мер предосторожности, а мер вообще, и аналогичны таким глаголам, как contendere, niti, id spectare и др. Из всех элементов, составляющих сложное явление страха, при образовании латинской фразы на первом плане стоит один элемент, именно стремление выйти из неприятного душевного состояния, стремление принять те или иные меры, чтобы получить или устранить что-нибудь. Таким образом, ut при verba timendi ближе всего подходит к той разновидности ut, которую мы имеем при verba studii и voluntatis. Латинские грамматики игнорируют обыкновенно указанное нами разнообразие русских оборотов. Узаконяя из многих возможных способов выражения лишь один или два, они искусственно создают однообразие и бедность языка переводов.

При изучении конструкций при verba timendi особо приходится остановиться на том случае, когда в придаточном стоит perfectum или plusquamperfectum. Возьмем фразу:

• Timeo, ne frustra laborem susceperis.

Действие придаточного здесь предшествует действию главного предложения, — труд твой уже окончен. Но возникает вопрос: каким образом можно бояться того, что́ уже прошло? Чтобы выйти из затруднения, мы должны различать в данном случае два элемента: прошлый факт и то, чего я боюсь, что только предполагается. Что ты предпринял труды, — это прошлый факт, это я хорошо знаю, но я не знаю характера, результата этих трудов. Я боюсь не того, что ты предпринял труды; я боюсь их бесполезности, так что предмет опасения выражен не в глаголе susceperis, а в слове frustra. В латинском языке оба элемента слились в одной глагольной форме, причем в отношении категории времени пересиливает первый элемент, то есть время ставится то, которое нужно для обозначения прошлого факта, а не то, которым выражается нечто предполагаемое, желательное или нежелательное. Посмотрим, то ли самое оказывается и в русском языке. При переводе приведенной выше фразы мы должны, конечно, сохранить указание на прошлый факт; поэтому комбинации 1, 2, 3, 6 и 7, как не заключающие в себе указания на прошлое, в данном случае неприменимы. Был бы ошибочен такой, например, перевод: «боюсь, чтобы ты не предпринял трудов напрасно», так как «бы» с формою прошедшего времени не служит для указания на прошлый факт: это сочетание есть замена сослагательного наклонения, означающего нечто возможное или предполагаемое, а не совершившееся прошлое. Для указания на прошлый факт возможно воспользоваться только комбинациями 4 и 5, заменив в них будущее прошедшим. Таким образом, для приведенной выше латинской фразы можно было бы принять два способа перевода:

1. «Боюсь, что ты напрасно предпринял труды».
2. «Боюсь, не напрасно ли ты предпринял труды».

Но и первый из этих способов мало употребителен. Так как явление страха рассматривается при этом способе, главным образом, как проявление мышления и так как предмет мышления относится к прошлому, есть прошлый факт, противоречащий, значит, понятию об угрожающей опасности, о том, чего можно бояться, то роль глагола «боюсь» здесь почти тожественна с ролью глагола «думаю»; ту же мысль проще и нагляднее можно выразить фразой: «думаю, что ты напрасно предпринял труды». Таким образом, остается один способ перевода — перевод с помощью косвенного вопроса, при котором оба указанные выше элемента придаточного предложения совпадают, как и в латинской фразе, в одной глагольной форме. Но в русском языке возможен и даже более правилен, точен и употребителен другой способ выражения, при котором оба эти элемента не совпадают и отмечаются каждый особо, — мы разумеем перевод с помощью глагола «оказываться». Приведенную выше фразу правильнее всего было перевести так: «я боюсь, чтобы не оказалось, что ты напрасно предпринял труды» или «боюсь, чтобы не оказались напрасными предпринятые тобою труды». Здесь ясно обозначен двойной элемент латинской фразы: ясно обозначен и прошлый факт и то, чего мы боимся; мы боимся не факта, а результатов его. Таким образом, в русском языке допустимы два оборота: один аналогичный латинскому — без разделения элементов, другой — более употребительный и наглядный, с разграничением элементов. Латинский язык не знает этого второго способа; русскую фразу «чтобы не оказалось, что ты предпринял» можно перевести на латинский язык не иначе, как с пропуском глагола «оказываться», так как аналогичного вспомогательного глагола в латинском языке нет. В одной и той же глагольной форме в латинском языке заключено указание и на прошлый факт и на то, что тут есть нечто предполагаемое, внушающее опасения:

• факт выражен категорией времени (perfectum или plusquamperfectum),
• предположение выражено категорией наклонения (сослагательное, означающее нечто предполагаемое).

Это совпадение в одной форме двух элементов — указание на факт, выраженное категорией времени, и указание на предполагаемое, выраженное категорией наклонения — мы встречаем также при ut consecutivum, в предложениях следствия, которые, по учению грамматик, подчиняются правилам о последовательности времен. Возьмем фразу:

• Tantus terror omnes occupavit, ut ipse rex ad flumen perfugerit.

Придаточное означает степень страха: страх был такой, какой заставил бы даже царя бежать. Чтобы выразить степень действия, говорящий подбирает такое предполагаемое явление или действие, которое могло бы иллюстрировать эту степень, — это первый элемент. Но царь, действительно, бежал, — это второй элемент. Схема фразы такая: «Страх был столь велик, что мог бы убежать сам царь, что́ и в самом деле оказалось. Факт сливается с тем, что́ оказалось. Сослагательное означает то колебание в выборе выражений для обозначения степени, которое повело за собою образование придаточного предложения, но действие, взятое только для примера, для сравнения, оказалось реальным фактом. Время показывает на самостоятельный факт, а наклонение — на то, что это действие берется для примерного обозначения степени. Если действие есть реальный факт и, вместе с тем, нечто предполагаемое для пояснения степени другого действия, то первый элемент при выборе времени пересиливает. Если же взятое для показания степени действие не стало фактом, а осталось в сфере предполагаемого, то и при ut consecutivum строго соблюдаются правила последовательности времен, то есть действие придаточного рассматривается не с точки зрения момента речи, а с точки зрения момента главного действия.

Ut concessivum — редкий уступительный союз латинского языка

Кроме ut finale и consecutivum, сослагательного требует ut concessivum. Оно тоже возникло из основного сравнительного значения. В таких фразах, как:

• Ut errare potuisti, sic decipi te non potuisse quis non videt? (Cicero, Epistulae ad familiares, 10),
• Ut nihil boni est in morte, sic certe nihil mali,

и т. д., мы встречаем еще простое сравнение, не осложненное ни сослагательным наклонением, ни указателем уступительного значения (tamen). Переводить эти фразы можно еще с помощью сравнительных наречий «как — так». Но, выражая сравнение, ut имеет здесь уже уступительное значение. Является вопрос: каким образом можно было совместить в одном выражении и сравнительный и уступительный смысл? Ведь, с одной стороны, уступительное сочетание рассматривается в грамматике, как выражение противоположности, а с другой, — сравнивать можно только такие предметы, которые имеют что-нибудь общее: когда нет tertium comparationis, нет ни одной общей черты, то и сравнение невозможно. Как примирить такие разнородные вещи, как сравнение и противоположение? Конечно, действительно противоположные вещи не допускают сравнения, но сравнение возможно между вещами, которые только кажутся противоположными. Если одному предмету мы приписываем два противоположные признака, то при ближайшем рассмотрении дела противоречие всегда окажется только кажущимся: в одном признаке мы имеем в виду одну сторону предмета, один ряд случаев, в другом — другую сторону или другой ряд случаев, так что и тот и другой признак оказывается действительно принадлежащим предмету. Ut concessivum всегда указывает на два подобного рода признака предмета. Сознание наше настолько чутко к основному логическому закону противоречия, что приписывание одному предмету двух противоположных признаков всегда повергает слушателя в недоумение: союз ut имеет целью установить равновесие в сознании, он подчеркивает одинаковую принадлежность предмету обоих признаков. Для сознания признаки с первого же разу являются противоположными, но в уступительном сочетании мы указываем на необходимость или возможность соединения этих противоположностей. Уступительное сочетание, примиряя противоположности, настаивает на том, что нужно признать как один признак, так и другой, что нужно или можно взять одинаково оба признака. В русском языке на это значение уступительных предложений указывают даже самые союзы, употребляемые при уступительном сочетании; слова хотя, пусть указывают, как мы выше сказали, на затруднение при подыскании выражений и на примерный выход из затруднения и, значит, указывают не на противоположность, а только на обычный процесс при образовании придаточных предложений вообще. Слово же однако, употребляемое при уступительном сочетании, происходя от числительного один, указывает опять не на противоположность, а именно на одинаковость, на равносильность («однако» = одинаково). Таким образом, образование русских уступительных предложений шло совершенно тем же путем, как и образование латинских. Уступление и в русском и в латинском языке есть констатирование сходства, примирение противоположности, признание как одного признака, так и другого, иначе говоря, признание одинаково обоих признаков.

Противоположные признаки приписываются предмету обыкновенно в том случае, если предмет рассматривают два лица, причем одно лицо видит одну сторону предмета, а другое лицо — другую сторону или другой признак. Противоречие — самое естественное следствие столкновения мнений двух лиц. В главном предложении говорящий приписывает предмету тот признак, который он усмотрел, а в придаточном — признак, усмотренный другим. Для говорящего лица этот второй признак часто бывает только предполагаемым, так как это для него есть лишь мнение другого лица. Вот почему в придаточном предложении часто ставится сослагательное наклонение. Перевод союза ut с помощью выражений положим, что, допустим, что как раз оттеняет этот контраст между личным мнением говорящего и гипотетичными для него мнениями других лиц.

Латинские союзы, составные с ut

Обращаемся, наконец, к тем союзам, в которые ut входит лишь как составная часть. Сюда относятся:

• utinam,
• utut,
• utcunque.

Из них utinam есть не что иное, как ut, усиленное частицею nam, подобно тому, как усиливаются с помощью той же частицы вопросительные местоимения и наречия: quisnam, quinam, ubinam, undenam, quonam, quanam и другие. По-русски это усиление выражается частицею же: кто же?, так кто же? и т. д. Предложения с utinam относятся к восклицательным, осложненным функциями условных предложений. Но было бы ошибочным считать предложения с utinam за протасис условного предложения, при котором будто бы опущен какой-то аподосис. Это странное предположение о подразумеваемом аподосисе объясняется чисто внешним сопоставлением русского о, если бы с латинским utinam. Но русская фраза О, если бы мы менее страстно желали жить! и латинская Utinam minus vitae cupidi fuissemus! образованы различным путем. В русской фразе выражение если бы желали страстно жить! можно, пожалуй, принять за протасис; для аподосиса остается тогда междометие о!, которое, действительно, может служить для выражения разного рода чувств, обусловленного протасисом. Латинское же utinam значить «как», которое, в соединении с признаком предполагаемого или желаемого действия «бы», образует сложный союз «кабы» (= ка+бы), «вот кабы», точно передающий как значение латинского ut, так и способ образования латинского предложения. Приведенную фразу лучше всего можно было бы перевести: «вот кабы мы менее страстно желали жить!» Заменяя народный оборот вот кабы словами о, если бы, мы, в сущности, прибегаем уже к иному способу выражения своей мысли, построенному по иному пути.

Utut и utcunque принадлежат к так называемым «общеотносительным» наречиям. Обычный перевод этих наречий словами как бы ни отличается от простого оборота, выражающего сравнение, двумя усложняющими дело элементами, — употреблением сослагательного наклонения и отрицания ни. Роль этих двух элементов в латинском языке и выполняет удвоение слова ut. Посмотрим, для чего язык прибегает к удвоению слов. Возьмем такие, например, сочетания: вода водой, честь честью, высоким высоко, один-одинешенек, мало-мальски, день-деньской, веки вечные и т. д., — здесь повторение везде служит для усиления понятия: удваивая слово, мы как бы удваиваем степень свойства, потому что удвоенные слова обыкновенно обозначают не предмет, а именно свойство другого предмета и служат не подлежащим, а сказуемым, определением и обстоятельственным словом (говоря, например, о воде, мы не употребим выражения вода водой, но можем это сказать, например, о чае, уже спитом и похожем на воду). Удваиваются чаще всего прилагательные — для обозначения высшей степени качеств (длинная-длинная дорога, старый-престарый и т. д.), глаголы — для обозначения усиленного и продолжительного действия (вёз-вёз, (шел-шел, искал-искал и т. д.); но могут удваиваться с тою целью и наречия (где-где торчит словечко). В латинском языке удвоение употребляется, хотя и реже, с тою же целью (ср. jam-jam теперь-то уж, наконец-то уж и др.). Конечно, удвоение не имеет математически точного соответствия с понятием. Говоря шел-шел, я разумею не двойную непременно норму ходьбы: может быть, я шел не вдвое больше, а во много раз больше нормы. Поэтому, как слова где-где означают не два непременно места, а неопределенный ряд мест, точно так же и utut означает не два способа, а целый ряд способов. Удвоение указывает, что способов существует больше одного, но сколько их — это неизвестно и неважно знать. Союз utut возможно передать и в русском языке оборотом, основанным на повторении: utut значит как-никак (= «как+ни+как»; как-никак, а идти надо). Наконец, и слово utcunque совершенно сходно с utut не только по значению, но и по происхождению: оно тоже представляет собою удвоение. Utcunque состоит из трех слов: ut, cum и que, причем que играет роль союза, соединяющего ut и cum. Cum же есть одна из трех параллельных форм винительного падежа, соответственным трем категориям грамматического рода: quum, quam, quod. Ut и эти три формы винительного падежа одного и того же местоимения исчерпывают собою почти все способы соединения латинского придаточного с главным, если не принимать в расчет дополнительных предложений. Само по себе cum не означает ни времени, ни причины, ни уступления, а служит, как и все остальные способы соединения придаточного с главным, одним из средств приравнять одно действие, один признак или предмет другому действию, признаку или предмету. Соединение ut с cum есть повторение одного и того же элемента, служащего для связи придаточного с главным, так как основные роли союзов ut и cum, не специализованные еще логическими отношениями предложений, были почти тожественны.

Сделаем в заключение свод основных положений, к которым мы пришли при анализе способов образования придаточных предложений и разборе синтаксической роли союза ut:

1. Сравнение есть основной принцип, на котором основаны не только различные формы логического мышления, но и масса явлений в области языка: переносное значение слов, отвлеченные названия, изобразительность речи и, главное, весь синтаксический строй и русского и латинского языка.
2. Придаточные предложения возникают, когда нет одного простого слова для выражения того или иного логического отношения.
3. Всякое придаточное предложение создалось путем сравнения и развилось из вопроса.
4. Все способы соединения придаточного с главным как в русском, так и в латинском языках сводятся к одному, именно к местоименному корню к, выражающему сравнение путем вопроса.
5. Видовые отличия придаточных предложений основаны не на союзах, а на добавочных к ним словах и вообще на логических отношениях одного предложения к другому.
6. Вводные предложения констатируют совпадение впечатления с внешним фактом и отличаются от дополнительных лишь точкою отправления при сравнении.
7. В области собственно сравнительных предложений ut устанавливает отношение между родовым и видовым понятием.
8. Отношение между родовым и видовым понятием служит достаточным основанием и для установления причинности, так что ut из чисто сравнительного делается причинным союзом.
9. Ограничительное ut основано на соотносительности известного рода свойств предмета и указывает на различие между нормой, принимаемой говорящим, и другой какой-нибудь нормой, особенно нормой прежнего времени.
10. Временное значение ut устанавливает сравнение между двумя фактами, непосредственно следующими друг за другом.
11. Логическое следствие не может выражаться придаточным предложением.
12. Предложения с ut consecutivum основаны на сравнении степени двух действий или свойств или заменяют подлежащее, плеонастически выражая отношение частного к общему.
13. Ut finale означает сравнение предполагаемого действия с фактическим.
14. Ut finale ставится только после глаголов, означающих деятельность, а не волевое душевное движение.
15. Рассматривая явления страха как проявление деятельности, латинский язык не сходится ни с одной из четырех точек зрения на явления страха, усвоенных русских языком и дающих семь различных комбинаций для обозначения причины и предмета страха.
16. Уступительное значение ut основано на одинаковой принадлежности предмету двух, по-видимому противоположных, признаков.
17. Значение союзов utut и utcunque основано на повторении сравнительного элемента, означающем неопределенный ряд способов действия.

 

Τ Ε Λ Ο Σ

Начало: Павел Первов, Синтаксическая роль союза ut в латинском языке...

Продолжение: Павел Первов, Синтаксическая роль союза ut в латинском языке...

А ещё: Consecutio temporum в латинском языке сравнительно с русским языком

ИЗУЧЕНИЕ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА ОНЛАЙН Филологическая премудрость от создателя сайта zaumnik.ru УРОКИ ЛАТЫНИ ПО СКАЙПУ

 

---

© ЗАУМНИК.РУ, Егор Поликарпов, репетитор, преподаватель латинского языка и древнегреческого: научная редактура, ученая корректура, оформление. Для заказа услуг репетитора по латыни или переводчика просьба писать сюда: zaumnik.ru@mail.ru, либо сюда: vk.com/repetitor_latyni, либо сюда: facebook.com/polycarpov.