Оглавление книги
Предыдущая лекция:
II. Племена на территории Руси и ее княжества XI—XII вв. Культурная связь Руси с Византией и Болгарией. Христианизация Руси
Следующая лекция:
IV. Литературное значение библейских книг. Агиография. Жития святых. Пролог. Минеи Четьи. Патерики. Рассказы о Герасиме и льве, о Марке Фрачском, о Таисе. Отражения патеричных рассказов в Начальной русской летописи
Лекция III
ПЕРЕВОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА КИЕВСКОГО ПЕРИОДА. АПОКРИФЫ. ДЕЯНИЯ АПОСТОЛА АНДРЕЯ И СКАЗАНИЕ О СОЛОМОНЕ И КИТОВРАСЕ. ТОЛКОВАЯ И ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАЛЕИ
Итак, перенесение на Русь христианства сопровождалось прежде всего переносом книг, которые читались и пелись в тогдашних византийских и болгарских церквах и по которым произносили проповеди. Эти книги веками затем у нас переписывались. Вместе с теми религиозными книгами, которые еще в Византии подвергались многовековой цензуре и признаны были главенствовавшей там церковью «каноническими», к нам перешли книги такого же содержания, не отобранные или не одобренные для канона, но в общем говорящие о том же или очень похожие по жанру и по оформлению на «канонические» книги. Так, например, вместе с теми евангелиями, которые считались каноническими, пришел и ряд других. В этих последних евангелиях рассказываются те же биографии — Марии, Христа, апостолов и т. д., но рассказываются по-иному. Пришли произведения и с ветхозаветными сюжетами — об Адаме, о Енохе, об Аврааме и т. д., но с содержанием, отличным от канонической библии. Таким образом, в очень раннее время Россией были получены не только книги «канонические», но и «апокрифы», не только «истинные», но и «ложные», «отреченные».
С ранних пор в византийской церкви и затем у славян существовали списки, «индексы» религиозных книг, где они были распределены по двум этим категориям. Но эти списки разноречили между собою, да и в самой церковной практике не было согласного отношения к истинности и ложности некоторых книг. Конечно, вопрос о правильности такой классификации книг для нас значения не имеет, так как все они — и «истинные», «канонические», и «апокрифические» — относятся к области мифологии. Только те книги, которые не заслужили явного признания официальной церкви или даже подверглись враждебному ее отношению, оказались более доступными массовому пониманию и даже входили в фольклорный обиход, как о том свидетельствует история всех европейских литератур. Близость к интересам народных масс и является для нас принципом отбора апокрифов как памятников, наиболее заслуживающих изучения среди всех религиозных книг.
Новозаветные и ветхозаветные апокрифы, возникшие преимущественно на востоке и в разных странах многоплеменной Византии и пришедшие на Русь в югославянских по преимуществу переводах, содержат легенды разных культур (античной, еврейской и восточных) и национальностей, носят на себе следы разных философско-религиозных систем и отличаются пестрой трактовкой сюжета: в этих апокрифах редко чувствуется авторство образованного философа-мистика, всего чаще сказывается рука творца фантастических сказок, любителя народных легенд. Фабульная сторона апокрифов в особенности привлекает внимание литературоведа своей примитивной поэзией. Легендарные фабулы апокрифов в далекой своей основе не непременно были связаны с какой-либо религией, с каким-либо культом. Лишь с течением времени они были вовлечены в религиозный оборот и религиозно морализованы: они переходили из одной религии в другую и, наконец, в разной степени христианизовались в среде общин, дороживших свободой от принудительного учения официальной церкви. За свою религиозную независимость эти общины и считались еретиками. Так, при перечислении апокрифов в славянских индексах русской редакции читаем следующие заметки по поводу того или другого апокрифа: «еретицы списали», «еретицы сложили», «еретик писал», «еретицы были исказили предания святых апостол, пишуще на соблазн грубым ложная словеса», и т. д. Судя по некоторым заметкам индекса о содержании апокрифических произведений, видно, что славянских правоверных церковников отталкивало в них несовпадение с каноническими книгами в фабульных подробностях. О догмах и других глубинах богословия заметок здесь нет, что свидетельствует о невысоком уровне этих цензоров. Например: «О Еносе, что был на пятом небеси и исписал 300 книг»: «Исход Моисеев, криво складен: что Моисий над срацины царствовал и что у тестя своего Рагуила во ограде палицу вырвал»; «Паралипомена Иеремиина о пленении: что орла слали в Вавилон с грамотою ко Иеремии»; «Обхождения (или «обходи») апостольские, что приходили (апостолы) ко граду и обретоша человека, орюща волы, и просиша хлеба; он же иде во град хлеба ради, апостоли же без него взоравше ниву и посеяша; и прииде с хлебы и обрете пшеницу зрелу»; «Петрово хождение по вознесении господни: что отрочатем продал господа и архистратига Михаила крести, что и рыбы по суху ходили еретик писал», и т. д. В какой среде у славян бытовали, главным образом, апокрифы, можно заключить по такой заметке индекса: «Суть же и межу божественными писаньми ложная писания насеяна от еретик на пакость невежам, попам и дьяконам, у нихже толстые сборници (книги сборного содержания) сельские, и худые номоканунцы (т. е. церковные правила) по молитвенникам у сельских попов». Конечно, те немногие произведения, которые могут считаться апокрифическими только за свободную поэтизацию библейских сюжетов, а по существу не противоречат церковному канону, находили себе признание и в правоверном кругу образованных книжников. Так, апокрифическим «Первоевангелием Иакова» воспользовались в XI в. «Сказание» о князьях Борисе и Глебе, а в XII в. — проповедь Кирилла епископа Туровского, т. е. литература высшего класса Киевской Руси. Эпизоды из Первоевангелья изображены даже на мозаике Киевской Софии, начатой постройкой в 30-х годах и освященной в 50-х годах XI в.
В Киевском периоде, т. е. в эпоху XI — начала XIII вв., когда во главе княжеств стояло Киевское, на Руси циркулировали переводы апокрифов с биографиями ветхозаветных «праотцев» и «патриархов», с видениями и предсказаниями «пророков», все — произведения древнееврейские; затем евангелия — Иакова, Фомы, Никодима; легенды о Христе и богородице; сказания о проповеди некоторых апостолов («Обиходи») и о деяниях кое-каких святых, в особенности мучеников; путешествия святых в рай и произведения космогонические и эсхатологические, т. е. о начале и конце мира; наконец, молитвы-заклинания.
По заключению авторитетных исследователей, часть апокрифов, полученных на Руси еще в Киевском периоде (например, сказания об Адаме, книга Еноха, евангелие Фомы, некоторые легенды о Христе и об апостолах), была связана с восточной, затем византийско-болгарской ересью, последователи которой обычно называются болгарским именем «богумилов». На связь с богумильством есть указание в славянском индексе, именно в заметках по поводу заклинаний против лихорадок («трясавиц») и по поводу, легенд о Христе, попе и пахаре: «недуг естественный, егоже трясавицами именують, яко же дееть Иеремия поп болгарский... Сия солгал Иеремия поп, Богумилов сын и ученик, пачеже богу не мил»; «о господе нашем Иисусе Христе, како в попы ставлен, тоже Иеремия то си изолга»; «како Христос плугом орал, то Иеремия поп болгарский изолгал»... По словам византийских и болгарских полемистов X—XII вв., ересь, которую начал в Болгарии действительно поп Богумил, состояла в следующем. Еретики признавали верховного бога доброго, который сотворил невидимый, духовный мир, и отпадшего демона злого, Сатанаила, который создал видимый вещественный мир. Так как царство доброго бога началось только с пришествия Христа, то богумилы отрицали ветхозаветные книги; они отрицали существующую церковь со всем ее культом как продолжение ветхозаветной традиции. Считая видимый мир и тело человека созданием демона, они учили бежать от мира и жить в безбрачии, отрицали труд, собственность и семью. Это суровое, аскетическое вероучение, связанное с христианством внешне и не у всех народов, процветало в периоды общественных коллизий, когда угнетение эксплоатируемых слоев общества превышало меру терпения. У южных славян оно не переводилось, выполняя политическую роль национальной оппозиции византинизму. Есть мнение, что и в феодальной России богумильство периодически находило себе почву для оформления протеста против гнета со стороны церковной и светской власти, и это не только в Киевский период, но и особенно в XIV и XV вв. В среде богумилов, как и у более ранних представителей того же в основе учения, вращалось, по-видимому, много апокрифов. Одни из этих апокрифов (например, космогонические) принадлежали вполне их творчеству, другие же были заимствованы и лишь применены к богумильству.
Чтобы дать представление, о древних легендах в изложении апокрифических книг, предлагаем пересказ «деяний» апостола Андрея и сказания о Соломоне и Китоврасе. Оба произведения в переводе с греческого были известны русским уже в Киевский период.
В начальной русской летописи (редакция XII в.) рассказывается, что апостол Андрей, просвещавший побережье Черного моря, побывав в Синопии, пришел в Корсунь (Херсонес Таврический), затем, направляясь в Рим, поднялся по Днепру до гор, где впоследствии основался Киев, благословил их и проследовал в Новгород, где дивился жарким баням. Потом он пошел к варягам (в Швецию), оттуда в Рим и из Рима в Синопию. Нет сомнения, что этот тенденциозный грекофильский рассказ исходил из легенд о проповеди Андрея у черноморских варваров. Одна из этих легенд повествует следующее.
«Во время оно» (по вознесении Христа) апостолы собрались в Иерусалим делить между собою страны, куда кому идти проповедывать. На долю Матфея выпало идти в город людоедов («град человекоядец»), которые «ни хлеба не ядят, ни воды не пьют, а ядят тело и пьют кровь пришельцев», предварительно выколов им глаза и доведя их чародейным питьем до такого состояния, что они начинали «траву ясти». Так они поступили и с Матфеем, ослепили, опоили его и заключили в темницу. Но Матфей не потерял рассудка и обратился ко Христу с молитвой о спасении. И вот в темнице засиял свет, и из света послышался голос Христа, обещавший прислать через 27 дней Андрея, который и выведет из темницы Матфея вместе с другими заключенными. Тут Матфей прозрел, но скрыл это от сторожей, пришедших в темницу для отметки заключенных за три дня до их убийства. А Христос явился Андрею «в стране, в нейже учаше» и велел ему идти с учениками «в страну человекоядец» для освобождения Матфея. Андрей просил послать вместо себя ангела, ссылаясь на то, что не поспеет в три дня, да и не знает дороги. Но Христос велел ему идти наутро к морю, где для путешествия он найдет «кораблец мал». Христос «словом» приготовил корабль и сам с двумя ангелами преобразился в корабельщиков, так что Андрей их не узнал. Андрей подивился, как это они плывут в город человекоядцев, откуда никому нельзя бежать, на что Христос отвечал: «дельце нам мало ту сделати, вас ради скончати». Тогда Андрей заявил, что у него с учениками нет ни денег для оплаты путешествия, ни пищи, так как апостолам заповедано в пути на проповедь не носить с собой ни серебра, ни хлеба, ни жезла, ни двух одежд. Христос-кормчий согласился с этой заповедью и пригласил их в корабль, выразив радость, что «апостол господень внидет в корабль мой и благословит ны». Самое плавание изображено в виде бесед Андрея с неузнанным им Христом, причем приведен рассказ апостола о чудесах, посредством которых Христос доказывал свою божественность. Чудеса состояли в следующем. Христос велел одному из двух каменных сфинксов, бывших в языческом храме, сойти с своего места и обличить неверующих. Но этого оказалось недостаточно для старшин жреческих: они не верили, чтобы Христос был тот самый бог, который говорил с Авраамом, Исааком и Иаковом. Тогда два сфинкса, по приказанию Христа, дошли в Хананею и привели во свидетели ветхозаветных патриархов, воскресших для этого случая. После беседы, когда корабль приближался уже к земле, путешественники уснули, и Христос велел ангелам перенести их к воротам града человекоядцев. Пробудившись утром, Андрей догадался, кто был «правитель корабленый», и стал сетовать, что не узнал его; ученики же сообщили апостолу, что во время сна орлы относили их души в рай, где они увидели Христа, окруженного ангелами, праотцами и святыми, «и видехом 12 апостола, предстояща пред господем, и внеуду нас — 12 ангелов окрест, бяху подобии нам видом». Обрадованный Андрей стал просить в молитве, чтобы Христос явился и простил ему обращение, как с простым человеком. Тот явился в виде «детища, благообразна и красна», объяснил, что чудеса плавания были совершены для назидания колебавшегося сначала Андрея, и снова велел ему идти в город и освободить из темницы Матфея и заключенных с ним. При этом Христос предупредил Андрея, что в граде его ожидают беды, укоризны и муки, которые, однако, души его не одолеют. Когда Андрей и ученики вошли в град, «никто же их не виде». По молитве Андрея, семь стражей у темницы «господним промыслом» «издохнуша». Двери темницы, на которых Андрей начертил крест, открылись сами, и апостол увидал в темнице Матфея, «сидяща и поюща в себе», и «мужа (мужей) наги, ядуще траву, яко скот». Оба апостола помолились об исцелении этих людей, ослепленйых и| «уподобившихся скотом». Возложением руки на их лица Андрей вернул им зрение и человеческий ум и велел им уходить без боязни. Облако окутало Матфея и учеников Андрея и отнесло их на гору, где находился апостол Петр. Выйдя из темницы Андрей с некоего «столпа» стал смотреть, что случится далее. Когда слуги направились в темницу, чтобы вывести заключенных на съедение, они нашли двери открытыми, темницу пустою, а сторожей — мертвых, о чем и сообщили князьям града. Те велели принести мертвых сторожей, чтобы съесть их теперь, со следующего же утра решили предложить гражданам метать жребий между собою, кому идти на заклание, а далее, для той же цели привозить на кораблях пленников из окрестности.. Посреди града была печь, а перед нею большой плоский камень, на котором резали людей и где пили их кровь. Слуги принесли сюда мертвых сторожей и стали их рассекать мечом. Но по молитве Андрея мечи выпали у них из рук. Погоревав о том, что в городе, очевидно, появились волхвы, князья произвели жеребьевку между гражданами. Один старик, вынувший жребий, просил вместо себя заколоть сына и дочерей. Плачущих детей слуги повели было на заклание, но по молитве Андрея мечи опять выпали у них из рук. Тут явился дьявол в виде старца и, пугая народ предстоящей голодной смертью, понуждал искать того странника, который выпустил заключенных. Андрей, невидимый дьяволу, осыпал его укоризнами, а затем, по приказанию Христа, обнаружил себя перед всеми, «да уведят сущего бога». Схвативши апостола, граждане, наученные дьяволом, обвязали ему шею веревкой и три дня волочили его по всем улицам, так, что, «плоть его прилепляшеся по земле». На ночь Андрея бросали в темницу, где бесы пытались его убить, но не смогли, боясь креста, изображенного Христом на его лице. Влачимый по земле, Андрей молил Христа о помощи, напоминая его же слова: «если мне последуете, не дам упасть волосу с вашей головы». Христов голос подтвердил тогда Андрею, что «небо и земля пройдут, а слова божьи не пройдут»: «оглянись на улицы и посмотри, что сталось там с твоим телом и волосами». Обернувшись, Андрей увидел, что там выросли высокие деревья, покрытые листьями и плодами, и понял, что Христос его не покинул. В темнице Андрея находился столп, на котором был каменный муж; он простер к этой статуе руки и, закляв ее крестом, велел каменному мужу излить устами воду и потопом наказать граждан. Напрасно они хотели бежать от наводнения; по молитве Андрея ангел окружил город огненным облаком. Когда вода дошла гражданам до шеи, горько рыдая, стали они раскаиваться в муках, причиненных пришельцу (Андрею), собрались освободить его из темницы и молили о своем спасении именем Христа. Запретив каменному мужу изливать воду, Андрей вышел из темницы, и вода побежала от его ног. Уходя в бездну, вода, по молитве Андрея, увлекла за собою и потопила городских вельмож; но убедившись, что эти чудеса подготовили народ к обращению в христианство, Андрей воскресил утонувших. Все окончательно уверовали и т. д.
О другом апокрифе, который мы предложим в неполном пересказе, славянский индекс выразился следующими словами: «О Соломоне цари и о Китоврасе басни и кощуны — лгано: не бывал Китоврас на земли, но еллинстие (т. е. языческие) философы ввели». «Китоврас» — это грецизированное имя индийского духа — «гандарва». Легенда прошла до Византии длинный путь — через Иран, через еврейскую среду и т. д. Судя по языку, она была переведена а греческого прямо по-русски не позднее XII в.
Соломон ищет Китовраса, потому что для построения храма ему необходимо достать таинственное средство, чтобы камни можно было готовить без употребления орудий. Узнав, что Китоврас живет «в пустыни дальней», мудрый Соломон придумал сковать железную цепь и железное ожерелье, на котором написал «во имя божие заречение (заклятие)». С этими оковами Соломон отправил «боярина своего лучшего», во главе отроков, которые везли с собою вино, мед и овечьи шкуры («руна овчия»). Посланные пришли на место пребывания Китовраса, где было три колодца, «а его несть ту». По указанию Соломона, они наполнили два колодца вином, а третий медом и заткнули их овечьими шкурами, сами же спрятались в стороне. Они знали, что Китоврас придет пить воду из этих колодцев. Китоврас пришел, жаждая («прехотев») воды, приник к колодцам и, увидев вино, сказал: «всяк пияй вино, не умудряет(ся)», а затем: «ты еси вино, веселяще сердца человеком». Выпил он все три колодца и хотел вздремнуть немного, но «разже его вино и усне твердо». Тогда боярин Соломона надел ему на шею оковы. Придя в себя, Китоврас хотел было освободиться, но боярин указал ему на «имя господне с запрещением», написанное на ожерелье, и Китоврас «пойде кротко». Нрав же у него был такой: не ходил он «путем кривым», но «правым». Придя в Иерусалим, соломоновы слуги готовили для Китовраса особую дорогу и разрушали дома: «не ходяще бо криво»; понадобилось сломать и хижину бедной вдовы, но она взмолилась Китоврасу: «вдовица есмь убогая». Тогда Китоврас хотел обогнуть эту хижину, не сходя с прямого пути, сломил себе ребро и сказал: «мягко слово кость ломит, а жестоко слово гнев воздвизает». Проходя по рынку, он услыхал, как некий муж спрашивал, нет ли в продаже кожаной обуви, которой бы хватило на 7 лег. И рассмеялся на это Китоврас. Далее он увидал знахаря, который ворожил, и опять рассмеялся, а при виде веселой свадьбы заплакал. Увидев заблудившегося, он навел его на дорогу. Привели Китовраса во дворец, но в первый день не предъявили его Соломону. На вопрос Китовраса, почему его не зовет к себе царь Соломон, ему сказали, что накануне вечером он перепил вина. Тогда Китоврас положил один камень на другой, что Соломон разгадал так: «велит ми пити питье на питье». И на другой день не позвали Китовраса, объяснив ему, что царь хворает, потому что накануне много ей. Тогда Китоврас снял один камень с другого. На третий день его позвали к царю, и тот объяснил Китоврасу его захват необходимостью узнать от него, чем можно вытесать камни для «Святая святых», кроме железа, которое запрещено. Китоврас сообщил, что средством для этого послужит «шамир» (червяк или алмаз), которым пользуется птица «кокот» (т. е. гриф или страус), имеющая гнездо на горе каменной, в пустыне дальней. Соломон послал туда своего боярина, которому Китоврас дал «стекло белое» с наставлением: «яко вылетит кокот, замажи стеклом сим гнездо». Когда боярин пришел к гнезду, там сидели только птенцы («куренца малы»), кокот же улетел за пищей. Гнездо замазали стеклом. Вернувшийся кокот тщетно пытался проникнуть в гнездо: «куренци пискаху сквозе стекло, а он к ним, и не уме что сотворити». Тогда кокот полетел за шамиром, который хранил «не на коем месте»; принес его к гнезду и положил на стекло, желая «рассадить» им стекло. Тогда боярин и его отроки крикнули, кокот уронил шамир, который и был принесен Соломону. Соломон стал расспрашивать Китовраса, почему он рассмеялся, когда человек искал себе на рынке обуви, которой бы хватило ему на 7 лет. Потому что я видел, что ему осталось жить 7 дней, — отвечал Китоврас. А почему рассмеялся, когда ворожил знахарь? Потому что он, сообщая людям тайны, сам не знал, что под ним был склеп с золотом. Плач свой при виде свадьбы Китоврас объяснил жалостью к молодому мужу, которому суждено было прожить всего 30 дней. Соломон велел проверить, и оказалось все правдой. Что же касается сбившегося с пути пьяницы, то Китоврас направил его на дорогу потому, что слышал голос с неба, «яко верен есть муж той, и достоит послужити ему». На этом мы закончим пересказ одной из легенд, окружавших Соломона и популярных в книжности, в фольклоре, в литературе и искусстве многих стран Востока и Запада вплоть до недавних дней.
Для пересказа ограничимся двумя этими апокрифами. Другие педагоги передают из апокрифов обычно «Xождение богородицы по мукам», где рассказывается, как богородица, обозревшая ад и видевшая непрерывные муки грешников, умолила своего сына дать мучимым периодический отдых от мук. Несмотря на сентиментальную поэзию произведения и его мировую известность, нам оно не кажется характерным для апокрифического стиля. Оно недостаточно еретично. Славянский перевод «Хождения» с греческого восходит уже к XII в. и замечателен тем, что среди мучащихся в аду на первом месте упомянуты веровавшие в «Трояна, Хорса, Велеса, Перуна» (языческие божества Руси).
Апокрифы иногда соединялись и в большие компиляции. Такое собрание ветхозаветных апокрифов в славянском переводе Россия, имела уже в XII—XIII вв. под названием «Толковая палея» («палея» — грецизм, значит «ветхая»). Апокрифы здесь перемежаются толкованиями ветхозаветных данных как предвестий Христа и сопровождаются выпадами против иудаизма. Эта, так сказать, «апокрифическая библия» по засоренности невразумительными рассуждениями едва ли была широко распространена.
Позднее в болгарском переводе с греческого появилась на Руси «Историческая палея», в которой библейская апокрифическая история была дана в вульгарном оформлении. Русские книжники еще более ее опростили, приблизив ко вкусам фольклора. Приведем отсюда эпизод о потопе, не лишенный юмора. Если автора «Толковой палеи» занимали тайны мироздания во всем разнообразии его явлений, то русского редактора «Исторической палеи» особенно заинтересовал вопрос, как произошли кошки. Когда бог решил очистить землю потопом, он предупредил об этом Ноя и сообщил ему схему ковчега, на котором Ной мог бы спастись. На горах аравитских Ной стал строить ковчег, сходя с этих гор домой поесть один раз в три месяца. Дьявол, искони ненавидящий род человеческий, подольстился к ноевой жене, чтобы она узнала, куда это удаляется ее муж. Та отказалась: «крепок муж мой и не могу испытатъ его». Тогда дьявол уговорил ее напоить Ноя допьяна и сообщил ей рецепт напитка. Пришел Ной обедать и попросил у жены пить. Жена поднесла ему чашу с дьявольским питьем. Попробовав, Ной сказал: «се есть хмель рванец, умному на веселье, на свадьбу, на кумовство и да братство и на все доброе, а безумному на бой, на брань и на все злое дело». Когда Ной выпил три чаши и развеселился, жена «нача дьяволим научением ласкаться около мужа своего» и выспросила, куда он удаляется и над чем работает. Затем она передала все дьяволу, и тот разбил ковчег, так что Ною пришлось его делать вновь. Наконец, 27 апреля пришел потоп на землю. Бог отворил 12 оконцев морских, раскрылись «хлябия небесная», и полил дождь на 40 дней и ночей. Ной ударил в било, и по этому знаку в ковчег вошли дети Ноя с женами и чистые и нечистые животные по паре. Дьявол же стал уговаривать жену Ноя: «Не ходи в ковчег без моего слова». Та послушалась. Рассерженный Ной, наконец, закричал ей: «пойди, окаяннице, в ковчег, пойди, прелестнице!» Та все медлила. Тогда Ной крикнул: «пойди диаволе в ковчег!» При этих словах дьявол вошел в ковчег, обратился в мышь и начал грызть его дно. «Ной же помолился богу. И пришед в ковчег лютый зверь и прыснув (фыркнув), из ноздру же его выскочиста кот и кошка и удависта мышь ту. Повелением божиим не сбысться злохитрьство диаволе. И оттоле начаша быти коты».
Кстати оказать, к числу апокрифов в древности относили и некоторые жития святых, переводные с греческого, например «Никитино мучение», в котором рассказывается, как Никита бил веревкой дьявола, обратившегося в собаку, что изображалось в иконописи и на амулетах. Некоторые черты житийных персонажей образовали апокриф уже на русской почве. Приведу один такой апокриф по книге Афанасьева «Русские народные легенды». Там рассказывается, как двое святых, Никола и Касьян, шли по дороге и видят: крестьянин ввалился с телегой в грязь. Несмотря на то, что Никола был щеголевато одет, он стал помогать выворачивать телегу из грязи, а Касьян отказался. Вывод — Николе поэтому празднуется два раза в год, а Касьяну в четыре года раз. Никола два раза может получить канун и ладан, а Касьян в четыре года один раз.
Оглавление книги
Предыдущая лекция:
II. Племена на территории Руси и ее княжества XI—XII вв. Культурная связь Руси с Византией и Болгарией. Христианизация Руси
Следующая лекция:
IV. Литературное значение библейских книг. Агиография. Жития святых. Пролог. Минеи Четьи. Патерики. Рассказы о Герасиме и льве, о Марке Фрачском, о Таисе. Отражения патеричных рассказов в Начальной русской летописи
© ЗАУМНИК.РУ, Егор А. Поликарпов, 2012 — научная редактура, ученая корректура, оформление, подбор иллюстраций; все права сохранены.