Оглавление книги
Предыдущая лекция:
IV. Литературное значение библейских книг. Агиография. Жития святых. Пролог. Минеи Четьи. Патерики. Рассказы о Герасиме и льве, о Марке Фрачском, о Таисе. Отражения патеричных рассказов в Начальной русской летописи
Следующая лекция:
VI. Повесть об Акире Премудром. Повесть о Девгениевом деянии. Пчела. Физиолог
Лекция V
ХРОНИКА ГЕОРГИЯ АМАРТОЛА И ИОАННА МАЛАЛЫ. ИСТОРИЯ ИУДЕЙСКОЙ ВОЙНЫ ИОСИФА ФЛАВИЯ. АЛЕКСАНДРИЯ. КОМПИЛЯТИВНЫЙ ХРОНОГРАФ. ОТРАЖЕНИЕ ЭТИХ ПЕРЕВОДНЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ КНИГ В «СЛОВЕ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» И В НАЧАЛЬНОЙ РУССКОЙ ЛЕТОПИСИ
Благодаря кажущемуся сходству с церковной литературой у нас появились византийские исторические книги и очень, должно быть, рано. Трудно сказать, в какой степени Византия или Болгария сами продвигали на Русь эти книги, но то, что они у нас были охотно приняты потому, что были похожи на библейские, нет сомнения. Особенно на Руси был популярен обзор всеобщей истории (Хроника), сделанный византийским монахом Георгием, который назван «грешником», по-гречески «амартолом». Начинается эта книга с конспекта Библии. Во главе идет история еврейская, дальше, постепенно, других народов и, в конце концов, византийская история.
Вот благодаря тому, что во главе «Хроники» стоит история еврейского народа, сокращенная по Библии, Амартол был у нас принят как книга рекомендуемая. Вместе с Амартолом пришли к нам и другие исторические книги. Итак, постепенно мы получили много интересного материала в жанре исторического повествования.
Обзор всеобщей истории попал в нашу древнюю книжность не только в виде и стиле «Хроники Амартола». «Хроника Амартола» имеет мрачный колорит, будучи написана византийским монахом IX в. преимущественно в интересах церкви. Правда, и у Амартола есть исторически-содержательные повествования и красивые легенды, попавшие из разных книг к этому компилятору, но это не искупает общего тона монашеской хроники. Иначе построена, также пришедшая к нам в древности, «Хроника Иоанна Антиохийского Малалы», подобно Амартолу переведенная с греческого в Болгарии (сирийское «Малала» значит отец, учитель).
В этой «Хронике Иоанна Малалы», составленной в VI в. н. э., подробнее всего излагается античная история и в особенности история Антиохии. Читать ее и трудно и любопытно. Трудно потому, что она писана малопонятными словами какого-то древнего болгарского диалекта (которые, как увидим дальше, искусно были повторены в одной русской летописи). Сделана она без достаточного художественного такта и, пожалуй, без особой вообще литературности, но заключает в себе много исторических анекдотов.
В этой «Хронике» рассказываются между прочим Троянские деяния, т. е. борьба греков и фригийцев из-за прекрасной ахеянки Елены, история, известная как из эллинского эпоса «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, так и из позднейших книжных переделок на латинском языке.
Троянские деяния рассказаны Малалой схематично и грубо, так что с Гомером утеряно всякое стилистическое сходство. Вместо того чтобы описывать в пластических образах красоту Елены, из-за которой шел десятилетний бой народов, Малала просто перечисляет ряд ее физических признаков, показанных с примитивностью дикаря.
Затем, трагические эпизоды Троянских деяний изображены Малалой календарно, в виде какого-то дневника событий, но не в виде новелл, где показано, как трагизм нарастает и разрешается. Может быть, это опрощение Гомера и пришлось по вкусу тем элементарным варварам, для которых назначались и подлинник и перевод «Хроники».
Скажем несколько слов о том, еще не вполне решенном вопросе, где были переведены «Хроника Амартола» и некоторые другие произведения. Вообще, определить язык перевода для X—XI—XII вв. весьма трудно. Ведь литературный язык русские получили из Болгарии и могли так хорошо писать на литературном языке Болгарии и так ловко подражать ему, что лишь в незначительной доле обнаруживали свой руссизм. Но и тогда перед ученым встанет вопрос о том, обнаружили ли свое лицо русский переводчик, или русский редактор, подправивший болгарский текст во время дальнейшей переписки произведения. А ведь ни один памятник до нас не дошел в подлиннике, все мы имеем в более поздней переписке. Например, самый ранний список перевода «Хроники Георгия Амартола» относится к XIII—XIV вв., а она была переведена в XI в. Самый ранний список Малалы не старше XV в., а Малала был переведен в X в. Правда, с Малалой дело обстоит лучше. Есть свидетельство, что он был переведен в Болгарии. Но тогда как объяснить, что в этом переводе помянуты русские языческие божества, известные из «Слова о полку Игореве»? Придется, значит, отнести имена на долю русского переписчика, или признать их общими с именами божеств болгарского Олимпа. Что же касается Амартола, то академик Истрин считает его перевод русским, тогда как мы — болгарским.
Следующая вещь, которая перешла на Русь как исторический памятник, и была принята, очевидно, очень благожелательно, потому что также имела признаки, роднящие ее с Библией, — это «История разорения Иерусалима», иначе — «История Иудейской войны». Это бесподобное мировое произведение, по стилю не Малала и не Амартол, а так сказать — Тит Ливий. Все манеры этого исторического памятника напоминают античных историков по широте интересов, по реализму, по роскоши изображения и по ораторской умелости.
«История разорения Иерусалима» была написана евреем. Его звали Иосиф, сын Маттафии, или Иосиф Матфеев. Этот Иосиф иначе называется Флавием, потому что за услуги римлянам в овладении ими Иудеей ему дана была императорская фамилия (у римских императоров утвердилась фамилия Флавий), в Риме поставили ему статую. Будучи деятельным самовидцем иудейско-римской войны, Иосиф описал, как постепенно Иудея теряла свою самостоятельность и обратилась в римскую провинцию, как много раз восставала и, в конце концов, при императоре Веспасиане и сыне его Тите перешла в полную власть к римлянам. Затем описал он, как погибал в 70-х годах н. э. Иерусалим. Потомок первосвященнического и царского рода, Иосиф Флавий получил высокое образование, писал по-еврейски, гречески и латински, хорошо знал античных историков. Столь высокая культура для такого аристократа была вполне возможна, и он написал действительно замечательную историю об Иудейской войне и о разорении Иерусалима. С греческого текста ее перевели русские, а не болгары.
Я совершенно убежден, что «История Иудейской войны» Иосифа Флавия была переведена не болгарами, а русскими в XI в. В этой истории среди болгарских слов встречается очень много русских, но не надо забывать, что русский человек XI в. пользовался и болгарским литературным языком. У русского переводчика, например, не было даже представления о каменной башне, и поэтому для ее обозначения он употребил болгарское слово «сын», что по-болгарски значит «башня». Таких болгарских терминов в данном переводе очень много, но рядом с русскими. Затем, этот перевод местами напоминает, безусловно, язык русских летописей.
У византийцев была описана и история Александра Македонского, который сделал переворот на территории в размере наполеоновских войн. Как Наполеон воевал в Египте и в России, так и Александр Македонский, с одной стороны, ходил в Египет, а с другой — в Индию. Его подвиги, благородство характера и драматическая судьба привлекали всесветное внимание, и о нем была составлена обширная повесть, полная сказок, «Александрия» (рождение его от египетского волхва, встречи с чудовищами и пр.). «Александрия» византийцев веке в XI была переведена русским (а не у болгар), веке же в XIII подверглась интересной обработке, главным образом путем внесения новой идеи — о суете и непрочности земного величия.
Замечательно то обстоятельство, что в России не позднее начала XII в. из перечисленных переводных произведений был составлен один общий обзор мировой истории, а именно — Амартол, Малала, Иосиф Флавий и «Александрия» были соединены в один компилятивный хронограф.
Очевидно, это соединение произошло в России, если допустим, что и «Александрия» и Иосиф Флавий были переведены в России. Итак, русские взяли болгарский перевод Амартола и Иоанна Малалы и русский перевод Иосифа Флавия и «Александрии» и соединили все это в одну книгу. Хотя эта книга дошла до нас в позднейшей переписке (мы имеем список XV в. с рукописи XIII в., имеем и другие списки, но только не старше), но следы влияния этого компилятивного хронографа сказались уже на русском летописном, повествовательном производстве XII и XIII вв. Как в «Александрии», так особенно в «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия есть много образных мест, много живописных эпизодов. Например, в «Александрии» и у Иосифа Флавия есть картинные изображения боя. Если вы возьмете чисто русские исторические повести не только XII—XIII, но и XIV, XV, XVI и даже XVII вв., начиная с русской летописи, то увидите, как по всем повестям, где только изображается бой, передвигается одна и та же картина, составленная композиционно из образов «Александрии» и Иосифа Флавия. Приведем несколько этих образов по русской летописи и русским историческим повестям: «И соступишася обои (т. е. оба войска), и бысть сеча зла... и по удолиям кровь течаше... мертвии падаху аки снопы... и ту беаше видети лом копейный и щит скепание». Или блеск оружия: «Шлемы блестели, как заря и солнце восходящее блещахуся оружия в руках их...»
По употреблению на Руси некоторых из этих образов можно наблюсти, как компилятивный хронограф влиял на русские повести, не исключая и «Слова о полке Игореве». Но в «Слове о полку Игореве» это влияние сказалось иначе, чем в других более шаблонных повестях. Автор «Слова» был оригинальный художник. Его не удовлетворяло сказать: «идяху стрелы аки дождь», как это повторяли другие русские повести вслед за своими переводными образцами. Он говорил: «идти дождю стрелами», делая «зеркальный контрапункт» из выражений, прошедших по всем повестям. В основе — это образ греческий и очень древний.
Или, например, у Флавия «трупы падали, как снопы»: «падаху аки снопы с забрал» (т. е. со стен). Этот образ так и повторен русской летописью. В «Слове» же «о полку Игореве» образ развернут широко, весь бой сравнивается со всеми моментами земледельческой работы:
«Снопы стелют головами, на токе живот кладут, веют душу от тела»... Итак, в «Слове о полку Игореве» — и жатва, и молотьба, и веяние. Получается развитая картина, которая лишь намечена в отдаленном греческом источнике — Иосифе Флавии.
Можно привести еще несколько греческих в основе образов и тем, которые находят параллель в русских исторических повестях вообще, включая и «Слово о полку Игореве», но в «Слове» они так оригинально выражены, как ни в одной русской повести. Автор «Слова» не был плагиатором, а преображал чужие шаблоны так, как требовал его лироэпический стиль.
Под влияние вышеуказанной компиляции греческих хронографов не раз подпадала русская летопись.
В так называемой летописи Нестора, или в «Повести временных лет», есть прямая ссылка на хронику Георгия Амартола: «глаголеть Георгии в летописании», и обнаруживаются явные заимствования из Амартола. Прежде всего, заимствованы отдельные факты, а кроме того, рассказывается о быте русских племен в виде подражания рассказу Амартола о быте варваров (сирийцев, бактриан, халдов и др.); здесь русский летописец немного изменил Амартола, и его характеристику приурочил к своим родным племенам. Заимствования из Амартола он выбирал по силе своего понимания; так, например, он не решился использовать рассуждение Амартола о стилистике, о притче, вероятно, потому, что считал его излишним и малодоступным.
Оглавление книги
Предыдущая лекция:
IV. Литературное значение библейских книг. Агиография. Жития святых. Пролог. Минеи Четьи. Патерики. Рассказы о Герасиме и льве, о Марке Фрачском, о Таисе. Отражения патеричных рассказов в Начальной русской летописи
Следующая лекция:
VI. Повесть об Акире Премудром. Повесть о Девгениевом деянии. Пчела. Физиолог
© ЗАУМНИК.РУ, Егор А. Поликарпов, 2012 — научная редактура, ученая корректура, оформление, подбор иллюстраций; все права сохранены.